— Только немного. Сюда может явиться Керран - ответила она вдруг, но явно через силу,- понаблюдаю пока за обстановкой, хотя не в моих интересах спасать тебя.
Сейчас я чувствовала себя узником, брошенным на волю палача, точнее нескольких палачей. У меня даже рукой не получалось пошевелить, это кровососущее насекомое уцепилось за нее мертвой хваткой, а помочь мне было некому. Я чувствовала, что мое колотящееся в бешеном ритме сердце выросло до размеров тела, полностью заняв его. Беспомощно хлопая глазами я смотрела на Петру как младенец, не понимая ничего. Петра, наверно, жаждала моей смерти и объявила бы ее Керрану как случайность: сама виновата, не успела помочь, было поздно и.т.д.
Все тело мое похолодело и покрылось испариной (видимо это спасло меня от быстрой потери крови). Боль в руке от зубов стояла нестерпимая, к тому же к ней еще прибавился страх за то, что я могу стать вампиром или умереть. Однако подумать об этом я толком не успела, так как Петра вдруг забеспокоилась и, завертев головой, принялась втягивать носом воздух. Ее беспокойство передалось и мне, но в отличие от нее я оказалась совершенно беспомощна.
— Каэлан здесь, черт бы его побрал,- процедила она,- давай, живо!
Она бросилась ко мне и с этими словами активно принялась высвобождать руку. Девочка задвигалась, застонала, закапризничала и вцепилась в нее еще сильнее, причиняя адские боли, которые вырвали стон и из моей груди. Мне кажется, я почти теряла сознание, все закрутилось будто в тумане, происходящее едва ли осознавалось мною. Кроме темноты я не видела ничего вокруг, где-то рядом гуляло учащенное дыхание вампирши, старающейся вытянуть меня из оков. Рука онемела. Первородный хаос окутал все вокруг, а в нем двигались какие-то призрачные тени.
Я чувствовала, как в Петре растет огромный ком страха, и от ее величественной натуры не остается почти ничего.
— Изольда, оставь! Слышишь, отпусти! Здесь Каэлан. Будь ты проклята, ненасытное чудовище! Кто только создал тебя?! - негодовала она, пытаясь высвободить мою руку чуть ли не плача.
Мы втроем не успели ни понять, ни заметить, каким образом возле нас возник Керран. Словно у него было несколько рук, он одной отшвырнул Петру так, что она отлетела, ошарашенная, другой вырвал мою руку у девочки и ударил ее по лицу с такой силой, что бедное создание, вскрикнув, со всего размаху ударилось о стену.
Я осталась стоять так, как и стояла, тяжело дыша, непонимающе, слепым взглядом смотрела в темноту. Я видела только мучительное выражение лица бедняжки, ее боль и мне опять стало жаль ее. Как он мог ударить столь беззащитное существо? Какая жестокость!
Тут же во мне взметнулись злость, негодование, вперемежку с уже имевшимся страхом и чувством неизбежно подступающей дурноты. Я было хотела вступиться, но не нашла в себе силы, а последующие повышенные тона Керрана и вовсе отбили у меня это желание и заставили задуматься в первую очередь о себе (что следовало сделать раньше).
— Как ты посмела не предотвратить это?!- зашипел он на Петру,- ты же была рядом! Я слышала, что он задыхался от гнева, хорошо в этот момент не видела его лица, иначе не знаю, что бы со мной сделалось.
— Ты стояла и смотрела? Если бы я не успел? Изольда могла убить ее запросто! Если у нее нет ума, ты, кажется, претендуешь на него. Или я ошибаюсь? Ты ослушалась меня, как ты посмела ослушаться?!
— Она уже была здесь,- ответила Петра сквозь прерывающийся, запыхавшейся голос,- кода я пришла. Так что спроси лучше ее. И вообще ты сам виноват, зачем допускаешь ее сюда?! Да еще смеешь упрекать меня за что-то. Жалуйся теперь себе.
— Не важно, ты ослушалась меня! - его фраза прозвучала как приговор, от которого даже мне стало плохо, а уж Петре и подавно.
— Я не обязана защищать ее. И если бы она и погибла, то только по своей оплошности! При чем тут я опять? - попыталась огрызнуться она.
Он перевел свой взгляд на меня. Не знаю, благодаря каким силам я держалась, наверно шоку, но я чувствовала, что теперь похожу скорее на марионетку.
— Как ты могла,- обратился он ко мне,- ты забыла мой запрет? Она же чуть не убила тебя! Если бы я не оказался рядом…
В голосе его отражалось столько боли, что у меня из глаз хлынули слезы. Тут я осознала всю свою беспомощность, весь ужас ситуации и на этом силы мои иссякли, я почувствовала, что падаю.
Однако Каэлан подхватил меня, обвив руками, словно мягким теплым покрывалом. Он прижал меня к себе как ребенка, нежно и заботливо. Если бы мое состояние позволяло мне размышлять здраво, я бы покраснела и вообще….
Но даже сейчас сердце мое вздрогнуло от его прикосновения, я поняла, что в его объятиях мне ничто не угрожает. Сейчас только безропотно погрузилась в небытие, полностью доверившись ему. Хорошо, что мне не удалось увидеть в этот момент Петру, лицо ее походило на лицо Горгоны, что мне представлялось позже, и не иначе как с содроганием.
Очнулась я, к своему вялому удивлению, на которое только был способен мой организм, у себя дома в темноте. Лишь на маленькой лестничной площадке, ведший в мою скромную гостиную, горел один светильник.
Открыв глаза, я привыкала к темноте. Голова кружилась, перед глазами плавали и вращались разноцветные круги и вспышки из-за чего приходилось моргать чаще, чтобы избавится от этих угнетающих наваждений. Параллельно во мне начала подниматься обида, так как меня опять оставили одну, как мне показалось.
Испустив слабый вздох, я двинулась, намереваясь перевернуться на бок, и тут же услышала сбоку от себя шорох. Повернув голову в направлении шума я заметила Керрана. Он находился у меня в комнате, рядом с моей кроватью! Хлопая глазами, щуря их, мне не верилось в это чудо. Однако мои глаза меня не обманывали. Керран собственной персоной сидел на стуле рядом со мной.
Тут же ко мне вернулись все чувства и воспоминания разом и огромные тяжелый ком вжал меня в кровать, мешая дышать. О, больше всего на свете сейчас я жаждала провалиться сквозь кровать и пол, куда-нибудь туда, где до меня бы не достал взгляд Керрана и где не звучал бы его голос! Он взглянул на меня. В темноте я едва ли могла разглядеть его лицо и сама еще не успела окончательно очнуться, из-за чего пришлось ускорить мозговую деятельность. Он, как казалось, пребывал не то в апатии, не то в каком-то сонном раздумье. Вместо привычных мне блестящих глаз на меня смотрели две бездонные дыры, а безжизненно лицо не заключало в себе никаких эмоций.
— Очнулась,- сухо констатировал он,- как себя чувствуешь?
— Нормально - пролепетала я, не сводя с него глаз, отчаявшись уже придумать что-нибудь дельное в свое оправдание и лишь ожидая приговора.