Ночью было трудно согреться. Утром опять было зверски холодно, на камнях по берегу лежал тонкий слой снега. Но вода в озере не так быстро остывала.
Среди дня, когда ненадолго проглянуло солнце, мы достаточно хорошо рассмотрели рейманозавра, вернее его голову, когда она подходила к поверхности, чтобы глотнуть воздуха. Это была гигантская змеиная голова, около метра длиной, с бесцветными, ничего не выражающими глазами, вокруг которых были неширокие золотистые очки; темя было белое. В тот момент, когда ноздри этой головы появились над поверхностью воды для очередного дыхания, Димка не выдержал и ударил дуплетом из одного и из другого ствола по глазам. Мгновенно из воды выскочила огромная окровавленная голова, клочья мяса были видны на месте обоих глаз. Гигантский гребенчатый хвост раз и два взбил пену и вот мощное, восьмиметровое туловище, загребая тупыми ластами, выскочило из воды на скалы к нам. Метров на десять оно вылезло, сорвалось в воду, опять вылетело, загребая камни и скалы, и опять сорвалось в воду.
Минуты три еще вода кипела, и то там, то здесь появлялись красные пятна. А потом все стихло.
- Неужели... неужели... он слеп... и значит... -говорил Воронов.
- Мы свободны, он безвреден, он нас не видит, - радостно закричала Радиола Кузьминична, начиная спускаться к воде, на что мы не решались все эти дни.
- Подождите, Радиола Кузьминична, не подходите к воде.. А вдруг...
- Ничего! Ничего! - радостно отвечал наш профессор, продолжая спускаться к воде. - Я все же хочу посмотреть на этого зверя.,
В это мгновение водяной смерч взлетел у самого берега, отвратительная голова с кровавыми ямами вместо глаз взметнулась над водой у самого берега, наклонилась на бок, распахнулась пастью и с поразительной точностью для незрячего устремилась в сторону нашей Радиолы Кузьминичны.
У меня захватило дыхание... Небабу спасло то, что она неожиданно поскользнувшись, шлепнулась между скал. Мы, оцепеневшие, следили за отвратительной головой ящера, упрямо тянувшейся к распластавшемуся телу Радиолы. Первым пришел в себя Дима.
- Да катитесь же к нам скорее. Что вы медлите! - задыхаясь, прокричал он. А Николай Николаевич, подбежав к Небабе, схватил ее за ноги и потянул к себе. Когда он оттащил ее от берега метров на двадцать, голова ящера неторопливо втянулась в воду.
Минут через пятнадцать Небаба пришла в себя и прерывающимся голосом спросила:
- Но как же он так точно... так прямо метнулся ко мне?..
- А вы, вы, профессор, разве не слышали, что многие змеи особыми органами могут видеть тепло. Не свет, а тепло, тепло, - со злостью говорил Николай Николаевич. - Вот щитомордники, например, охотятся за теплокровными - грызунами и птицами, особыми органами видят их в любой темноте, видят не световые лучи, а тепловые, понимаете, тепловые. И у этого рейманозавра работали не только глаза, а еще какие-то органы чувств, наподобие тех, которыми снабжены подводные чудовища кальмары, гремучие змеи Америки, питоны, удавы.
Воронов досадливо перебил его:
- Да хватит читать лекцию об этом ящере, дайте же отдохнуть человеку, а вам бы лучше прилечь поспать, - обратился он к Небабе.
Профессор сидела неподвижно - бледная с развевающимися на ветру седыми прядями волос. Потрясение было слишком велико, и она, казалось, лишилась дара речи.
В этот вечер мы все молчали.
На следующий день стало вовсе плохо, за целый день нам дали только по полсухаря - последнее, что у нас оставалось.
Было холодно и в небольшой заводи у берега появился ледок.
Ящер не показывался. Утром как будто раз выглянули ноздри, но далеко от берега и исчезли.
День тянулся медленно. Но, наконец, стемнело, небо разъяснело и стало подмораживать. Из конца залива впервые за все эти дни потянуло ветерком. Это был довольно вонючий и резко холодный ветер, правда, тише ветра, дующего с озера, и волнение постепенно успокаивалось. Около двенадцати при свете ярких звезд мы все собрались на военный совет.
- Завтра будет солнце и может потеплеть, - сказал Воронов, - сейчас чувствуете как морозит?
- И ждать нельзя, - сказал Николаи, - Мы ведь слабеем.
- И ветер попутный, - добавил я.
-- И как решим? - спросил Воронов.
- Попробуем.
Так мы и решили, надеясь, что наш водяной "друг" ушел в конец залива греться в теплые воды и по холодной воде озера не сможет нас догнать.
В четыре часа утра, когда было особенно холодно и темно и особенно хотелось спать, мы, по возможности бесшумно, спустили плот на воду, погрузили все и оттолкнулись от берега.
Несильный ветер беззвучно двигал наш плот по заливу, туда, к открытому озеру, где было наше спасение.
- Тише! Тише! - шепотом говорили мы друг другу.
Время тянулось бесконечно, мы мерзли, а плот, казалось, не двигался. Рассвет застал нас в горле залива и чуть только мы начали выходить в открытое озеро, я, опустив в который раз руку в воду, почувствовал как резко меняется ее температура. Пока мы плыли по заливу, вода была теплая, но здесь, ближе к открытому плесу, она быстро холодала.
- Рискнем? - спросили мы друг друга.
- Рискнем.
И в ту же минуту с одного поворота стартера зарокотал мотор, и плот, подняв перед поплавками небольшую волну, двинулся в озеро.
Всходило яркое, но совсем холодное солнце, озеро выглядело особенно прекрасным, но нам было не до пейзажей.
- Идет! - вдруг закричал Николай Николаевич, смотревший в бинокль в глубь залива.
И действительно, вдалеке мы увидели неширокую темную полосу, которая двигалась вслед за нами. Но шла она гораздо быстрее, чем мы, и расстояние между нами сокращалось.
- Неужели догонит? - шептала Радиола Кузьминична.
Мотор выжимал все, что он мог дать. Но наш тяжелый неуклюжий плот не мог двигаться со скоростью более чем шесть - семь километров в час. Молча следили мы как пенный бурун подходил к горлу залива, как раз и другой показалась над водой мерзкая голова чудовища.
Сначала он был от нас за километр. Потом нас разделяло семьсот метров. Затем пятьсот. Вот уже триста. Вот двести. Еще ближе - сто метров.
- Идет! Идет! - в каком-то исступлении тихо твердил Николай Николаевич.
- Черт возьми! Черт возьми! - повторял Димка, сжимая в руке бесполезный ледоруб.
Остальные напряженно молчали.
И вот прошла минута, другая, пять, расстояние между нами не сокращалось. А затем медленно начало возрастать.
- Мерзнет, мерзнет, гад! - закричал Димка. - Ага! Это тебе, проклятый, не мезозой!
И в этот момент мы увидели, что поднятая полоса остановилась, а потом повернулась и начала двигаться назад.
Он был у входа в заливчик, когда неожиданно дрогнул целый сектор осыпей, двинулся, пополз, и рухнул в воду.
Над озером поднялось в воздух огромное пылевое облако. Было видно, как все валились и валились в воду подмытые скалы и осыпи. Потом пыль закрыла все и почти целую минуту только страшный грохот обвала и бешеное волнение, бросавшее плот, говорили, что в озеро продолжали падать огромные массы горных пород.
- Черт возьми, - сказал я, - как же он?
- Кто его знает, - всматриваясь, отвечал Дима, - не разберешь ничего, все пылью закрыло.