В общем, никакого энтузиазма это сообщение во мне не вызвало, тем более что гранты – наши, академические – я время от времени получал и был прекрасно осведомлен: мороки там больше, чем денег. Но и с ходу отказываться тоже, конечно, было бы глупо. Если уж мне что-то собираются предложить, надо хотя бы это предложение выслушать. Отвергнуть явную чушь я всегда успею.
Исходя из таких примерно соображений, я известил госпожу Сарок, что могу зайти в офис фонда завтра около двенадцати дня, получил ответ, что меня будут ждать, и внес данный визит в свой перекидной календарь.
Решение было принято.
Интересно, что не сверкнула в этот момент молния, не ударил гром, не подпрыгнуло сердце, даже не мигнул свет в квартире, отметив таким образом знаменательный перелом. Ничто не предвещало поворота судьбы. Судьба, если ей надо, может подойти к человеку на мягких кошачьих лапах. Ее не увидишь, не почувствуешь, не услышишь, не узнаешь в лицо. Опомнишься лишь тогда, когда когти ее вопьются тебе в хребет.
В общем, в сентябре позапрошлого года я оказался на неизвестной мне ранее Безаевской улице, увидел кованую, недавно покрашенную черную решетку ворот – нажал кнопку сбоку, выслушал мелодичный сигнал, затем – женский голос, который энергично сказал: «Открываю!» – и, не томимый никакими предзнаменованиями, шагнул внутрь.
Я еще не знал, что этот шаг перевернет всю мою жизнь.
Правда, сразу замечу, наличествовали там обстоятельства, которые меня все же немного смутили. Например, то, что, как я понял из документов, которые для ознакомления вручила мне госпожа Сарок, фонд был официально зарегистрирован в Эквадоре. Зачем так далеко? Поближе ничего не нашлось? Впрочем, Ирэна объяснила это чисто финансовыми соображениями: дескать, в России для подобных организаций не предусмотрено налоговых льгот, содержание головного офиса здесь обошлось бы втрое дороже.
– Я сама в этом не очень, – честно призналась она. – Просто считается, что выгоднее иметь в России не фирму, а представительство. А для вас какая-нибудь разница в этом есть?
Я пожал плечами:
– Наверное, нет…
Действительно, не все ли равно?
И еще меня удивило, что у них, оказывается, не было собственных научных работ. В том проспекте, кстати очень красивом, который Ирэна мне тут же дала, содержалось множество слов о высоком предназначении фонда, говорилось о «необходимости познания новейшей истории», об «освобождении ее от мифов, идеологий и популистских легенд», о «кросс-культурных контактах, способствующих взаимному понимаю», о «ценности объективных и согласованных представлений в международной научной среде», ну и так далее – почти на восемь страниц, но никаких результатов этих трудов – конференций, сборников, монографий, того, что можно было бы предъявить, – указано не было.
– У нас очень молодая организация, – мило улыбнулась Ирэна. – Она возникла всего около года назад, и, разумеется, за такой срок ничего значительного сделать было нельзя. История – это не бизнес. Вы и сами знаете, что исследования здесь длятся по многу лет. Однако у нас очень солидное, устойчивое финансирование, и мы надеемся со временем приобрести такой же научный авторитет. – Она добавила: – С вашей помощью, разумеется… – Чуть повернула голову, и вдруг от света из окон зажглась необыкновенная зелень глаз.
Как у громадной кошки, которая чего-то ждет от тебя.
Ну что ж, нет так нет, в конце концов, фонды бывают всякие. А в пользу данной организации, безусловно, свидетельствовал тот факт, что дворик, который я только что миновал, был очень уютный, чистенький, вымощенный аккуратной коричневой плиткой, листья клена, пламенеющего в углу, лежали на ней как на поверхности каменного пруда. И он, видимо, был в их полном и безраздельном распоряжении: единственная парадная, которая выходила туда, вела именно в офис.