Вот так, а теперь обещанные штрихи. Не знаю, правда, насколько они связаны с тем, чем ты сейчас занимаешься. Во-первых, есть неопределенные сведения о том, что в октябре 1941 года, во время решающего наступления на Москву, немцы выбросили в осовецком районе мелкий десант. Ну, не совсем десант – так, группу из 10–15 человек, имевшую целью якобы проникнуть именно в Осовец. Честно скажу: данные здесь очень расплывчатые. Это сведения из вторых, возможно даже из третьих рук. Группе крайне не повезло – она наткнулась на курсантов расположенного неподалеку военного лагеря и была практически вся уничтожена в скоротечном бою. Ссылку, если понадобится, я могу тебе дать. Правда, ссылка слепая: она никуда не ведет. А второй любопытный момент заключается в следующем. Один из израильских журналистов каким-то образом раскопал, что наш Генерал (ну, ты понимаешь, кого я имею в виду) одно время тоже жил в Осовце. Возможно, даже там и родился. Сам Генерал, между прочим, никогда об этом не упоминал, и в его официальной биографии данный факт не содержится. Но ведь у нас ничего скрыть нельзя: страна маленькая, все на слуху, тете Песе что-то рассказывает дядя Ицхак, а ему в свою очередь шлет многоречивые вести двоюродная сестра, Роза Марковна, из Белой Церкви. К сожалению, у самого Генерала уже не спросить – похоронен с почестями, как и положено одному из основателей государства Израиль.
Видишь, старик, сколько пришлось накатать. И это при всей моей хорошо известной тебе органической нелюбви к писанине. Видимо, заразился кошмарной болезнью нашего времени, которую я бы определил как патологическое извержение слов. Читать уже некому, все только пишут. Речь вытесняет действие; пену, текущую через край, воспринимают как жизнь. Во всяком случае – с тебя два коньяка. Подчеркиваю – именно два, таков мой нынешний гонорар. В октябре я намереваюсь добраться до Петербурга, обязательно встретимся, и тогда ты будешь иметь возможность с честью закрыть этот долг. Надеюсь, что у тебя все в порядке. Ты по-прежнему занимаешься делом, а не изматывающей карьерной возней. Старик, ради бога, не отвлекайся на ерунду. Единственное, чего не вернешь, – потерянных лет. У вас, судя по некоторым сообщениям, сейчас начинается новый застой, а это, как показывает советский опыт, время, исключительно благоприятное для трудов…
На другой день я встречаюсь с человеком, которого, по его настоятельной просьбе, буду называть нейтральным словом «учитель».
Этот контакт дает мне все тот же Борис, и он же предупреждает, что человек это весьма непростой и разговаривать с ним будет тоже непросто. Тут он оказывается абсолютно прав. Сначала учитель долго и нудно выспрашивает меня по телефону, чего именно я хочу. Консультация?.. Какая может быть консультация, я исследовательской работой не занимаюсь уже сорок лет… Потом долго думает, покряхтывая и почмокивая, как будто у него лежит таблетка под языком, далее так же занудливо выясняет, кто я такой, и лишь после третьей моей подчеркнутой ссылки на Б. Е. Гароницкого неохотно выдавливает из себя: «Приезжайте…»
Живет он в одном из пригородов Петербурга, я еду на электричке в северном направлении почти сорок минут, а потом еще столько же, если не больше, брожу меж глухими, железными, в человеческий рост заборами, из-за которых выглядывают причудливые особняки. Удивляет фантазия их хозяев: то четыре башенки, как минареты, разнесенные по углам, то стеклянная галерея на уровне третьего этажа, выдающаяся в пространство над садом так, что мне лично было бы там страшно ходить, то чуть ли не копия Константиновского дворца, даже выкрашенная под медь, с круглыми, как иллюминаторы, толстыми оконными стеклами. Иногда среди них попадаются и дачи прежнего типа – скорбная ветхость, изъеденная сыростью черноты. Чувствуется, что доживают они последние дни. Новое время неумолимо вытесняет их из реальности.