Выбрать главу

Нужный мне дом обнаруживается на отдаленной окраине. Дальше – лес из кривоногого истощенного сосняка. У него вид лагерников за проволокой: раскоряченные скелеты цепляются друг за друга, чтоб не упасть. Впрочем, и там, кажется, уже что-то строят – заметна свежая колея с выдавленными по краям комками серой земли. Облик самого дома вполне приличный, за ним, вероятно, ухаживают, регулярно подкрашивают, следят. Он еще вполне может жить – поддерживаемый изнутри конвекциями человеческого тепла.

Внутри наблюдается та же заботливая ухоженность: полы блестят лаком, занавески на окнах – образец свежести и чистоты, телевизор в углу комнаты вполне современный, а на столе в кабинете посверкивают глянцем журналы.

Неприятное впечатление производит лишь одно обстоятельство. Полукругом возле крыльца располагаются на траве шесть здоровенных черных котов, которые одновременно поворачивают ко мне головы. Шесть пар ярких звериных глаз внимательно изучают меня. Причем это именно коты, а не кошки – те, насколько я знаю, не вырастают до такой неимоверной величины. И причем все они именно непробиваемо черные: никаких «галстуков», никаких цветных пятен, просветов на смоляной шерсти нет.

Еще три таких же кота несут вахту в комнатах. Один дремлет в кресле, и хозяину, видимо, даже в голову не приходит его согнать, другой – у дивана на половике, и всей позой своей напоминает сторожевую собаку, а третьего я замечаю не сразу – он забрался на книжный шкаф и свесил оттуда широкие подушечки лап.

Прекрасный наблюдательный пункт.

Все трое, как и те, что на улице, приоткрывают глаза. Поперечины хищных зрачков направлены на меня.

Я думаю, что целых девять котов – это все-таки перебор.

А девять абсолютно черных котов – перебор вдвойне или даже втройне.

Попахивает какой-то мистикой.

Учитель, впрочем, этому значения не придает. Он указывает мне на свободное кресло, садится напротив и, чуть поправив атласный домашний халат, произносит скрипучую речь, которую, видимо, заранее подготовил.

Во-первых, он требует, чтобы я ничего не записывал на диктофон. А… у вас нет диктофона? Тем лучше… Во-вторых, он настаивает, чтобы я его имени нигде не упоминал и на рассказ его никаких ссылок не делал. Если вам нужно – найдите другие источники. И в-третьих, он, подняв костяной палец, подчеркивает, что согласился на встречу лишь по убедительной просьбе Бориса Евгеньевича. Борис Евгеньевич мне в свое время очень помог, однако сразу предупреждаю: больше ни с какими вопросами ко мне обращаться не надо…

Я наклоняю голову в знак того, что все понял. И учитель произносит вторую речь, тоже, видимо, заранее подготовленную.

Суть ее заключается в следующем. Историей он начал интересоваться уже давно, ему всегда чрезвычайно легко давался этот предмет. Там, где другие видели только набор скучных дат, номенклатуру событий, которые необходимо было с отвращением вызубрить и забыть, он чувствовал, знаете, этакий флогистон, слышал умершие голоса, ощущал судьбы людей, сталкивающихся друг с другом. Ну, вы сами историк, понимаете, что я имею в виду… Вероятно, сказалась и атмосфера тех лет. Только что расколол глыбы кошмара ХХ съезд, прозвучала знаменитая речь Хрущева с критикой Сталина. Будто от летаргии очнулись. Начали вдруг говорить о том, о чем раньше и помыслить было нельзя. Такая пора надежд, всеобщее головокружение. Кончился страх, открылась настоящая жизнь… В общем, он поступил на исторический факультет, закончил его с красным дипломом, что, надо сказать, далось очень непросто, был оставлен в аспирантуре, попал в сказку из снов. Уже диссертация была наполовину смонтирована, и вдруг где-то весной шестьдесят первого года пришла ему в голову, черт возьми, гениальная мысль. Надо написать подлинную историю революции и гражданской войны – точно так же, как Эдвард Гиббон написал свою «Историю упадка и разрушения Римской империи». Ведь никто, никто не сделал этого до сих пор. Западные публикации сосредоточились в основном на фигурах Ленина, Сталина, на репрессиях, на внутрипартийной борьбе. Ну, вы, конечно, читали: Авторханов «Технология власти», Конквест «Большой террор»… Про наших, советских историков нечего и говорить…