По аудитории прокатилась волна сдержанных смешков — все живо представили картину, рассказанную бабулей.
— И как, лапки-то убрали? — обеспокоенно спросила Мия.
— Убрали, чего уж там, пожалели мальчика. В совете-то он так заседать не смог бы, пришлось ампутировать, — хихикая, ответила старушка.
А потом хлопнула ладонью по столу, пресекая начавшиеся разговоры, и продолжила строгим преподавательским тоном:
— Сначала дам вам немного общей информации, а уже со следующих занятий начнем разбирать слабости и преимущества каждого. Обращайтесь ко мне сестра Таринья. А полное мое имя вам ни к чему.
И тут мы все замолкли, притихли, достали тетради и приготовились записывать. Сестра… Надо же, у нас будет преподавать сама сестра Всемогущей Силы! Это же… это… просто поверить не могу. Сестры никогда и ни с кем не делятся своими знаниями. А становятся сестрами только избранные самой Всемогущей Силой, таких женщин единицы. Не так мало, как магистров, конечно, но не больше тысячи на всю империю. В послушание они идут только после ста, и еще лет сто ходят в послушницах, а уже потом, если достигают нужного уровня чистоты силы, становятся сестрами. В общем, нам несказанно повезло! И я даже догадываюсь, кого нужно благодарить за такое везение. И я его, наверное, действительно поблагодарю… после того как выскажу все, что думаю по поводу конвоя.
За первой лекцией последовала еще одна и еще. Оказывается, сестра Таринья сегодня у нас вела все занятия. К концу четвертой лекции я была готова придушить Кранта вместо благодарности! То, что старушка назвала «немного общей информации», оказалось нескончаемым потоком. У меня отваливалась рука, слезились глаза, живот негодовал от голода, давно позабыв об утренних пирожных, а спина не желала разгибаться. И вот оно, чудо — лекция закончилась! Но никто не вскочил с места, никто даже взглядом не выказал недовольства до тех пор, пока сестра Таринья не покинула аудиторию, не прощаясь. У них так принято, они не здороваются и не прощаются.
Когда за ней закрылась дверь, по аудитории прокатился слаженный страдальческий стон. Я, вложив в общие подвывания свою лепту, растеклась по столу, улеглась щекой на тетрадь и блаженно закрыла глаза.
— Добейте меня, — простонал Лен.
— Я бы с радостью, но неуставные отношения и все такое, — хрипло ответил ему брат. — Да и рука не поднимается.
— Да-да, я знаю, что ты меня любишь, — хмыкнул Лен.
— Идиот, от усталости не поднимается, а вот когда отдохну… — промычал Нил, уткнувшись лицом в плечо Мии.
— Слабаки! — заявил Колин, бодро встав и потянувшись, разминая плечи и спину.
— Ух ты, — завистливо протянула я.
— А ты в течение десяти лет позанимайся медитацией по пять часов каждый день, тоже так сможешь, — хмыкнул парень.
— Я уж лучше тихонечко поподыхаю, — сказал Милтон, наш скромный тихоня.
— Идем, — протянул мне руку Сан, который тоже, оказывается, чувствовал себя вполне бодрым и довольным жизнью.
— Да подожди ты, спина не разгибается, — заныла я.
— Могу донести, — невозмутимо предложил рыжий.
— Угу, до двери, а там охранникам передашь. У нашей Даянки носильщиков хоть отбавляй, — хохотнул Нил.
— Могу поделиться, — буркнула я.
Так, препираясь, постанывая и разминаясь, мы медленно потянулись усталой компанией к выходу. А там меня действительно уже ждали охранники. Подозреваю, что они никуда и не уходили, караулили под дверью все это время. Сан покосился на мой эскорт, протянул руку и напомнил:
— Идем за уставом.
— Идем, — согласилась я, но за руку его не взяла.
Уж больно мне взгляд конвоирши в форме не понравился, пристальный такой, с прищуром… на Санье.
Сам же полуэльф настойчиво делал вид, что всех этих мужчин в сером и женщины в форме вообще здесь не наблюдает. Просто игнорировал, будто их и нет. А они от этого раздражались еще сильнее, нервничали и сверлили меня неприязненными взглядами. Но как-то странно они это делали, отворачиваясь и притворяясь, что это не я их раздражаю.
Я глубокомысленно пожала плечами и пошла за другом, полностью игнорируя охранное оцепление. С чего это я должна им всем подчиняться? У меня и так неразрешимая проблема на горизонте маячит. И это такая проблема, по сравнению с которой все остальное — мелкие неурядицы. Вот так, думая о проблемах, я и дошла до центральных институтских дверей, распахнула их, вдохнула полной грудью и выпалила:
— Сан, поторопись.
Сбежать от конвоиров очень хотелось, но я чувствовала, что с ними лучше не шутить. Друг тоже не спешил высказывать возражения против сопровождения, он по-прежнему игнорировал охранников.