Никак не предполагающие, что поздний обед или нерабочий унитаз являются частью проверки, испытуемые вели себя естественно. Когда я только начинала писать эту книгу, я пыталась стать участником имитации полета на Марс. Я прошла первый круг отбора, и тут мне позвонили, кто-то из Европейского космического агентства. Было уже полпятого утра, и я не посчитала нужным сдержать свое недовольство столь поздним звонком. Только впоследствии я поняла, что, скорее всего, это была проверка. И я ее не прошла.
НАСА использует похожую тактику. Они звонят претенденту и сообщают о необходимости еще раз провести некоторые тесты на физическую выносливость и о том, что сделать это нужно уже завтра. «На самом деле это просто проверка. Проверка на то, готовы ли они расстроить все свои планы, чтобы стать одним из нас», – говорит планетолог Ральф Харви. Участники программы поиска метеоритов в Антарктике ANSMET время от времени подают заявки на должность астронавта. (Антарктида – очень близкий аналог космоса, и считается, что те, кто может приспособиться к ее условиям, психологически готовы к изоляции и ограничениям космического полета.) И не так давно Харви позвонили по поводу одного из его подопечных. «Сказали, что завтра у него первый полет на Т-38 и они хотели бы, чтобы я там присутствовал как наблюдатель и давал оценку его действиям. Я, конечно, согласился, но знал, что мое присутствие им не понадобится: они просто хотели проверить уровень моей уверенности в кандидате».
Еще одной причиной проверки поведения астронавтов в стрессовой ситуации является ограниченный выбор занятий на борту корабля. «Скажем, поход в магазин, – говорит Тачибана, – вы себе позволить не можете». Или спиртное. «Или понежиться в ванной», – добавляет Кумико Танабле. Он специалист по связям с общественностью, так что, думаю, в ванной поваляться он любит.
Принесли обед, и все десять испытуемых встали, чтобы открыть контейнеры и расставить тарелки. Затем они снова сели за стол, но никто не взял в руки палочки. Можно подумать, они чего-то боятся: если я начну есть первым, будет это означать, что я лидер по натуре или что я просто нетерпелив и избалован? Участник А, врач, находит идеальное решение. «Bon appetit», – говорит он всем присутствующим и берет палочки. Так же поступают и остальные, но положить еду в рот не спешит никто. Хитрецы! Я все же поставлю на участника под буквой А.
Со времени расцвета эпохи исследования космоса изменилось еще что-то. Экипажи шаттлов и орбитальных лабораторий в два или три раза больше команд «Меркурия», «Джемини» и «Аполлона», а полеты исчисляются не днями, а неделями и месяцами. Это ведет к тому, что список необходимых астронавту качеств тоже изменился. Теперь это должны быть люди, умеющие ладить с окружающими. Все в том же списке необходимых, по мнению НАСА, астронавту качеств находим «умение относиться к окружающим с пониманием, уважением и сочувствием; адаптивность, гибкость, справедливость; чувство юмора; умение строить прочные и доверительные межличностные отношения». Современному космическому агентству не нужны отчаянная смелость или бравада. Им требуется Ричард Гир из фильма «Ночь в Роданте»[3]. Следует обладать умеренной уверенностью в себе и «здоровым» азартом. Как справедливо отметила один из первых психиатров НАСА Патрисия Санти, «кто захочет работать рядом с самовлюбленным, заносчивым и бесчувственным человеком?».
Японцы идеально подходят для жизни на космической станции. Им не привыкать к тесноте и отсутствию личной свободы. Они легче и компактнее, нежели среднестатистический американец. И что, возможно, еще важнее, они воспитаны быть вежливыми и держать свои эмоции при себе. Моя переводчица Саюри, например, настолько тактична, что никогда не сдаст в кафетерии кружку, не стерев с нее предварительно следы помады, объясняя это советом своих родителей: не надо волновать спокойную гладь пруда. «Быть астронавтом – значит ежедневно быть в напряжении», – заметила она. «Да, из них получатся отличные астронавты», – согласился со мной Роджер Крауч, член экипажа космического шаттла, с которым я переписывалась во время моего пребывания в Японии.
Я продолжила развивать свою теорию с Тачибаной. Мы спустились в фойе, чтобы поговорить, и присели на низкие скамеечки. На стенах над нами висели портреты астронавтов корпуса JAXA. «Все, что вы говорите, верно, – ответил он мне, а его коленка подпрыгивала то вверх, то вниз. (Его начальник как-то рассказал мне, что дергающаяся нога Тачибаны – нечто вроде сигнала опасности во время интервью с будущими астронавтами. Впрочем, как и неудачная попытка наладить зрительный контакт. Так что до конца разговора мы с его начальником смотрели исключительно друг на друга.) – Мы, японцы, склонны подавлять эмоции и изо всех сил стремимся к сотрудничеству, адаптации. Мне даже кажется, что некоторые из наших астронавтов ведут себя слишком уж хорошо». Нельзя в течение долгого времени совершенно подавлять свои эмоции. Рано или поздно все равно взорвешься, пусть и где-то в глубине души. По словам Тачибаны, «большинство японцев склонны скорее к депрессиям, нежели истерикам». К счастью, астронавты JAXA уже несколько лет тренируются вместе с астронавтами НАСА, и за это время они стали куда решительнее и больше похожими на американцев.