Климов бормотал что-то еще, но Ткачев не слышал. Звуки снова исчезли, уступив место гулкой тишине. Да и мыслей почему-то не было. Ткачев только различал лицо Вадима, видел, как шевелятся его губы, произнося какие-то, судя по всему, провоцирующие фразы. А потом Климов вдруг резко замолчал. Лицо на мгновение исказилось, как от боли. А затем майор, выпустив из пальцев так и не опустошенную бутылку, упал на пол.
Звон разбитого стекла ворвался в уши неожиданно оглушительным звуком. Ткачев медленно перевел взгляд на свою руку, судорожно стиснувшую пистолет, затем на осколки на полу, вернулся к неподвижно лежащему Вадиму, на лице которого застыло странное облегчение.
Ткачев с трудом разжал пальцы, выпуская из руки пистолет. Обвел непонимающим взглядом прихожую, словно не помнил, как и зачем он тут оказался. А потом, неверно ступая, направился прочь из квартиры.
========== Один за всех и все за одного ==========
— Это что еще тут за собрание? — грозный голос Зиминой разнесся по коридору, заставив стоявших у двери сотрудников испуганно расступиться.
— Я, кажется, задала вопрос, — повысила тон полковник, одарив всех сразу красноречивым взглядом.
— Ткачев пьяный с пистолетом в кабинете сидит, грозится всех перестрелять, если кто зайдет, — пискнул кто-то.
— Прекрасно, просто прекрасно, — нервно усмехнулась Ирина Сергеевна. — Что ни день, то новое чудо. Так, а ну разошлись все быстро! — скомандовала она, решительно проталкиваясь сквозь толпу.
— Ирин Сергевна, может, не надо? — раздался в спину чей-то лепет, но Зимина уже решительно распахнула дверь. Все испуганно застыли, ожидая услышать грохот выстрела, но из-за закрытой створки ничего не удалось разобрать.
— Ткачев, ты что тут устроил? Сдурел совсем?! — Зимина, казалось, не замечала в подрагивающих руках оперативника направленный прямо на нее пистолет.
— А вы чего пришли-то, Ирин Сергевна? Я же сказал, кто полезет — убью! Вы мне что, компанию на тот свет решили составить?
— Паш, ты что несешь? — полковник сделала осторожный шаг вперед и тут же нарвалась на окрик:
— На месте стойте, Ирина Сергеевна! Я не шучу!
— Может, объяснишь, что происходит? — послушно замирая на месте, Зимина продолжала попытки наладить разговор.
— Да нехрен тут объяснять! — снова сорвался Ткачев. — Просто вы мне все уже вот здесь! — капитан сделал характерный жест свободной рукой по горлу. — Меня воротит от этого всего!
— Паш, что случилось?
— Идите, Ирин Сергевна, — нервные нотки из голоса Ткачева исчезли, уступив место безграничной тихой усталости. А в следующее мгновение пистолет оказался у его виска. — Идите, зрелище сейчас будет не из приятных! — повысил он голос, видя, что начальник не двигается. — Или вам посмотреть хочется? — Паша усмехнулся, мимолетно взглянув ей в глаза, а затем резко зажмурился. Ирина Сергеевна застыла. Все внутри словно заледенело. Она в один миг вдруг обострившимся чутьем осознала, что Ткачев не шутит, что это не просто пьяная выходка. Он был на взводе.
Следующие секунды растянулись на целую вечность. Зимина видела лишь прижатое к виску дуло и не понимала, почему время внезапно остановилось — этот кадр никак не сменялся следующим, чудовищным и неотвратимым. Безнадежность, липкая и плотная, словно паутина, охватила ее, мешая пошевелиться. Зимина не осознавала, сколько секунд, не секунд даже — долей секунд успело промелькнуть, пока бессмысленно смотрела на пистолет в руке Ткачева. Только слышала в голове сухое щелканье секундной стрелки, которая, кажется, успела отстучать уже несколько тысяч раз.
Он сейчас выстрелит.
Безжалостная мысль ввинтилась в мозг сквозь толщу оцепенения. Секунды, до этого бесконечные, вдруг рванулись вперед, будто взбесившись. Сухой треск в голове стал оглушительным, спасительно поглощая все звуки извне.
Нет-нет-нет. Пожалуйста.
А в следующее мгновение она рванулась к нему.
Оглушительный грохот будто разорвал что-то в ее голове. И вместе с этим звуком медленно возвращалось ощущение реальности. Понимание происходящего.
Зимина недоуменно взглянула на свою руку, почему-то сведенную от боли. И только потом осознала, в чем дело: судорожно сжавшаяся ладонь вцепилась в руку Ткачева, еще меньше секунды назад державшую заряженный пистолет.
— Какого хрена, Ирина Сергеевна? — ворвался в ее сознание яростный крик Ткачева. — Какого хрена вы мне даже сдохнуть спокойно не даете?! Или хотите сами потом меня расстрелять за убийство Климова? Вам что, это удовольствие доставляет, да?
— Какое убийство? — медленно переспросила Зимина, наконец выпуская руку Паши. Сделала шаг назад, поднимая пистолет. — Твою мать! — выругалась она, наконец осознав сказанные опером слова. — Мать твою!
Вмиг оказалась у двери, распахивая настежь, схватила за рукав оказавшегося ближе всех Щукина.
— Останешься с этим… идиотом! — рявкнула, указывая пистолетом в сторону Ткачева, бессмысленно изучавшего взглядом осколки разбитой выстрелом лампочки. — Глаз с него не спускать, понял? Головой отвечаешь!
Вылетела из кабинета, выцепляя взглядом нужное лицо.
— Исаев, со мной поедешь! Звони Савицкому, срочно, пусть едет на квартиру к Климову! Быстро!!! А вы что встали? — обратилась к остальным. — Или работы ни у кого нет? Так устроим! — И помчалась к выходу, чудом никого не сбив по пути.
***
Зимина вернулась спустя несколько часов. Бледная, измученная, с рассеянным взглядом. Опустилась на диван рядом с Ткачевым, все также неподвижно сидевшим с момента ее ухода.
— Кость, выйди, — приказала кратко и холодно, заставив того безропотно скрыться за дверью.
— Я все сделала, Паш, — сказала тихо, осторожно накрыв ладонью руку Ткачева. Тот, прежде непременно шарахнувшийся бы от этого, продолжал бессмысленно смотреть перед собой, даже не вздрогнув. — Ткачев! — вновь повысила голос Зимина, так и не дождавшись ответа. — Ты меня слышишь? Мы подчистили все лишнее, о том, что ты там был, никто не узнает. Тебе еще удивительно повезло: камеры у подъезда в тот день не работали. Машина тоже не засветилась. Официальная версия — ограбление. Теперь главное, чтобы ты держал себя в руках, сам себя не выдал.
— Зачем? — бесцветно спросил Паша, по-прежнему не глядя на полковника.
— Что “зачем”? — вскинула брови та.
— Зачем вы все это устроили? Вам проще было бы меня грохнуть, чтобы проблем не было. И то я сам… А вы… Какого черта, а?! — вновь повысил он голос, разворачиваясь и впиваясь раздраженным взглядом в лицо начальницы. — Кто вас просил вообще? Зачем вы лезете?!
— А ты что, думаешь, пуля в висок — это выход? Кому легче бы стало, если бы ты застрелился?
— Да всем бы легче стало! И вам в первую очередь! — Ткачев схватил ее за плечи, встряхнул, словно пытаясь привести в чувство. — Вы что, не понимаете?! Я вас убить хотел! Я Климова грохнул! Я вообще с катушек съезжаю! Мне все противно, все противны, я сам себе противен! Зачем так жить, объясните!
Зимина молча смотрела на него, выплескивавшего ей в лицо полные отчаяния и горечи фразы. Чувствовала, как подрагивают его руки, стиснувшие ее плечи, и ощущала в горле горячий болезненный комок. Жалость? Нет, это не могло быть жалостью, потому что значение этого слова полковник забыла уже давно. Может быть… понимание? Понимание всей неподдельной безысходности, бившейся в голосе Ткачева. Понимание силы всей той боли, с которой он жил — выживал — столько времени.
— Значит, в этом есть смысл, — непривычно тихо и даже мягко проговорила она, устроив ладони поверх его рук. Поглаживая невесомо, даже как-то неуверенно. — Во всем есть смысл, Паша. Знаешь… Я ведь тоже, наверное, давно бы… Бывало, найдет так, что хоть стреляйся. Только одно держало: у меня мама и Сашка…
— Вы?.. — Сквозь пелену прежних эмоций во взгляде Ткачева мелькнуло что-то, похожее на изумление.
— А ты думал, я железная что ли? — криво усмехнулась Зимина. — Когда вокруг столько дряни… — она замолчала, продолжая зачем-то удерживать руки Ткачева. Сильные крупные ладони, тепло которых удивительно явно чувствовалось даже сквозь ткань. И вновь почему-то совсем неуместно вспомнилось, как осторожно раздевал ее, боясь причинить боль, как потом обрабатывал травмы, стараясь случайно не прикоснуться лишний раз… И снова накатило запоздалое смущение, заставив поспешно отодвинуться, а затем и вовсе встать.