— А ты изменился, Паша, — вдруг произнесла Ирина Сергеевна, и от ее внимательного, мягкого и чуть насмешливого взгляда Ткачев почему-то почувствовал себя неуютно.
— Вас это удивляет? — криво усмехнулся он, и Зимина слегка поморщилась, понимая намек.
— Паш…
— Не надо, Ирина Сергеевна. — В глазах Ткачева, когда встретился с ней взглядом, не было ни злости, ни ненависти, ни раздражения. — Я же все понимаю, другое дело, что принять никогда не смогу. И больше никогда, — голос капитана стал незнакомо жестким, отстраненно-ледяным, — никогда не говорите со мной об этом.
— Извини. — Паша решил было, что он ослышался, — Зимина перед ним извинялась. Да и то, как поспешно отвела глаза, нервно поправила галстук, как будто ей вдруг стало душно, — это все было совсем не про нее. Не могла та Ирина Сергеевна, которую он знал, вести себя без извечной уверенности в своей правоте, без того спокойствия, что граничило с наглостью и бесчувственностью.
— Все, проехали, забыли, — резко оборвал Ткачев и стиснул зубы, почувствовав вновь поднимающуюся изнутри горечь пополам с отвращением. Все, что он так усердно гнал от себя последнее время, опять вернулось ноющей болью в грудной клетке, болью, заполнявшей и раздиравшей легкие, мешающей дышать. Паша с трудом сделал вдох, опуская глаза и наталкиваясь взглядом на сплетенные пальцы Зиминой, казавшиеся неестественно бледными на фоне темной ткани. Виски невыносимо заломило, а в голове осколками разорвались картинки: изящная рука с пистолетом, вытянутая вперед, испуганное и непонимающее лицо Кати, темное пятно на полу…
— Паша, Паш! — Что-то ощутимо толкнуло его в плечо, и Ткачев медленно перевел на Зимину непонимающий взгляд, словно совершенно не осознавал, где и зачем он находится. И только пальцы, с силой сжавшие его плечо, помогли вернуться из воспоминаний, отбросить эпизоды, снова и снова вспыхивавшие в мозгу. Неужели он никогда от этого не избавится?
Неужели он никогда от этого не избавится? Ирина молча смотрела на Пашу, надежного, верного Пашу Ткачева, сейчас дрожащего от раздиравших его эмоций, и ей впервые за очень долгое время отчего-то хотелось плакать. И голос предательски сорвался, и горький ком застыл в горле, мешая сказать привычные слова, убедить в собственной правоте, когда осторожно потянулась обнять, словно надеялась этим спасти.
— Никогда не прощу, никогда, — горячо, будто в полубреду, выдохнул Паша, прижавшись раскаленным лбом к ее лбу, к мягким рыжим прядям, упавшим на лицо.
— Я знаю, — также тихо ответила Ира, не убирая рук от его вздрагивающих плеч.
***
— … О судьбе десятилетнего мальчика, поступившего вчера в больницу с ожогом серной кислотой. К сожалению, все усилия врачей оказались напрасны и…
— Ник, да выруби ты эту хрень, — раздраженно бросил один из троих собравшихся и, не дожидаясь ответа, выхватил у приятеля пульт, обрывая речь диктора.
— Что, не по себе? — хмыкнул Ник. — Не твоя порция была, чего кипешуешь?
— Да мне вообще по барабану, — пожал плечами его собеседник и обратился к третьему: — Макс, кто выбыл?
— Ты, кто ж еще, — лениво отозвался Максим и, взяв ручку, принялся что-то черкать на пачке сигарет. — Если считать по нашей шкале, то пацан — шестерка. Девка — десятка, старик тоже. Молодой мужик — валет, а та тетка в золоте — дама. Расклад такой: Ник — шестерка, дама, Леха — десятка, у меня — десятка и валет. Хотя шестерку можно списать, раз мелкий кони двинул.
— Да? А я думал, будет бонус за жестокость, — ухмыльнулся Ник.
— Какой, нахер, бонус? — раздраженно отозвался Макс. — Будет тебе бонус, когда менты примут. Папашка и так от последнего случая отойти не может, грозился кредитки и машину отобрать, а меня как-то не впирает на автобусе кататься.
— Да ладно, кому это надо, — фыркнул Леха. — Будут менты копать, как же. Ну что, когда следующую партию?
— Подождем пока. И “репертуар” надо бы сменить, а то Ника какая-то бабка чуть не спалила. Может, огнестрелами разбавим? Заодно и стрельбу подтянуть.
Все трое рассмеялись, словно речь шла не о человеческих жизнях, а о простой карточной игре. Они действительно заигрались, вот только судьба не всегда благосклонна к азартным, и когда-нибудь они об этом узнают. Узнают, но уже будет поздно.
========== Забытое, но не утраченное ==========
— Есть, Ирин Сергевна! Кажется, мы его нашли!.. — Ткачев споткнулся на полуфразе, поймав сердитый взгляд Зиминой и недовольное:
— Ткачев, тебя стучаться не учили?
— Извините, я это… — стушевался Паша, однако взгляда от стройных ног начальницы не оторвал.
— “Это”, — беззлобно передразнила полковник, убирая ноги со стола и надевая туфли, сейчас приравниваемые к орудиям пыток. — Что там у тебя? Да не стой столбом, сядь и рассказывай.
— В общем, есть одна зацепка, — начал Паша, осторожно устроившись на стуле напротив Зиминой. — В ту ночь, когда пострадал мальчик, одна из вечно не спящих старушек видела во дворе незнакомую машину…
— Ну и? — нетерпеливо подстегнула Ира. — Она что, разглядела номер?
— Разглядела, — как-то без воодушевления кивнул Ткачев. — Больше скажу. Я пробил номер и установил владельца.
— Паш, мне каждое слово из тебя клещами вытягивать? — Зимина медленно, но верно начинала закипать.
— Просто то, что я скажу, вам вряд ли понравится. В общем, — Паша потер ладонью затылок, — машина оформлена на некоего Никиту Баринова, вам эта фамилия ни о чем не говорит?
— Баринов? — Ирина Сергеевна нахмурилась, что-то вспоминая. — Подожди. Это не тот Баринов, который новый зам прокурора города?
— Это его сын. Понимаете, Ирина Сергеевна, куда мы вляпались?
— Да уж, — Зимина медленно поднялась, сделала несколько беспокойных шагов по кабинету и уселась на соседний с Пашей стул. — Очень правильное ты слово подобрал: вляпались.
— И какие наши действия?
— Действий пока никаких. — Полковник, вздохнув, потерла пальцами виски — голова не переставала болеть уже второй день. — Просто очень аккуратно и нежно разузнайте все про этого прокурорского сынка. Сами никуда не лезьте, не подставляйтесь, да что я тебя учу.
— Понял, нежно и аккуратно, как в первую брачную ночь, — Паша выдал свою фирменную улыбку Чеширского кота.
— Ткачев! — осадила полковник, давая понять, чтобы не забывался: все-таки в кабинете начальства находится, но от капитана не ускользнули смешинки в ее глазах.
— Все-все, ушел, — Паша отступил к двери, продолжая улыбаться. — Будет вам нежно и аккуратно.
***
— Ну что, сыщики, какие новости с передовой? — Ирина Сергеевна пододвинула поближе блюдо с котлетами и с незаметной улыбкой наблюдала, как опера жадно накинулись на еду.
— Благодарствую, — пробормотал наконец Савицкий и, сделав глоток чая, блаженно зажмурился. — Пересекся я тут с одним знакомым из прокурорских, чисто случайно, конечно, — в этом месте Зимина понимающе хмыкнула. — Интересные слухи ходят про господина Баринова. Оказывается, совсем не случайно он к нам из Питера перевелся. Во-первых, работая в Северной столице, радетель неподкупности не брезговал взятками и разваливанием дел. Сынок его тоже еще тот кадр, на него даже какое-то уголовное дело заводили, но, видимо, папашины связи его спасли, потому что Никита Александрович вышел сухим из воды.
— Чисто гусь, — резюмировал Ткачев и протянул Ире какую-то папку. — Связался я с одним приятелем из Питера, попросил по-дружески кое-чем поделиться, и он мне ну оч-чень интересные факты биографии милейшего Никиты Александровича поведал. Тут и дело о ДТП, и мелкое хулиганство, и даже заявление об изнасиловании. Последнее, правда, развалилось с оглушительным треском, показания потерпевшей не только опровергли, но и за клевету иск предъявили. Да вы сами полюбуйтесь.
Ирина Сергеевна пролистала бумаги и недоуменно вскинула брови.
— И как это им удалось? Есть заявление, есть справка о побоях…