Жигаев молчал, низко опустив голову. Щукин раздосадованно и зло махнул рукой, отворачиваясь и наконец замечая Ирину Сергеевну.
— Это Толя нас сдал, — сказал уже спокойно, даже не взглянув в сторону друга, за несколько минут успевшего стать бывшим.
— Я уже поняла, — тяжело и тихо ответила Зимина и приказала: — Жигаев, за мной!
Из кабинета спустя несколько минут Толя выходил еще более поникший, с какой-то обреченностью в каждом движении. Не смотря по сторонам, прошел мимо бывших соратников, ощутив и разъяренный взгляд Савицкого, и осуждение Щукина, и горькое разочарование Вики. Запоздало пришло осознание и даже раскаяние, вытеснив недавний страх за себя, вспомнились ледяные глаза Ирины Сергеевны, холодная чеканка четких отстраненных фраз, резких и прямых вопросов, контрольное “Ты здесь больше не работаешь”. Под взглядами, пока добирался до выхода, хотелось сжаться, стать невидимым, не читать витающее в воздухе, но так никем и не произнесенное “предатель”. Снова предатель.
***
Устала. Ужасно устала, вымоталась от всей этой суеты, вновь навалившихся проблем, от очередных разборок, неприглядной правды. Снова что-то решать, разруливать, все контролировать, не допустить еще больших проблем… Надоело. Тишины хочется, покоя, беззаботности, хоть ненадолго, хоть немного…
Раздраженно выстукивая нервный ритм каблуками по асфальту, Ира пыталась отвлечься от давивших мыслей, переключиться на что-то простое и приятное, о чем думают обычные люди, не ввязывающиеся постоянно во всякие сомнительные авантюры, не совершающие неприглядных поступков. Поглубже вдохнула пахнущий пылью и яблоневым цветом воздух, вдруг осознав, что уже подходит к концу весна — за всеми событиями совсем перестала обращать внимание на всякие мелочи вроде погоды. А ведь скоро лето, Сашка сдаст экзамены, и его непременно надо оправить на море. Да и самой не помешает вырваться хоть на несколько дней, по-человечески отдохнуть…
— Добрый вечер, Ирина Сергеевна, — послышался знакомый голос, и полковник обернулась, расцветая в улыбке.
— Кажется, мы договорились без отчества, — напомнила Ира и уселась в приветливо открытую машину.
— А вот на брудершафт еще не пили, — рассмеялся Забелин, одарив полковника заинтересованным взглядом.
— Предлагаете это исправить? — не без лукавства усмехнулась Зимина в ответ.
— Почему бы и нет? Если вы не заняты, можем выпить кофе, — все также излучая обаяние, предложил Марк Андреевич, разворачивая автомобиль.
— Только кофе? — поддразнила Ирина, невольно залюбовавшись сильными красивыми пальцами, лежащими на руле. Пришло на ум где-то услышанное наблюдение: хочешь узнать, каков мужчина в постели, посмотри, как он ведет машину. Забелин вел себя за рулем уверенно и спокойно, без глупого лихачества, так часто присущего мужчинам на дороге, и этим заработал себе еще один плюс. Этот элегантный, обаятельный мужчина определенно нравился Ире, нравились его манеры, сдержанное чувство юмора, галантность. И ей почему-то казалось, что ее симпатия очень даже взаимна.
— Кофе с пирожными, — засмеялся Марк Андреевич и, притормозив, помог Ире выйти из машины. Полковник, не демонстрируя неуместной независимости, оперлась о его руку, чуть дольше положенного задержав пальцы в теплой ладони.
— А ведь это уже наша не первая встреча без всяких формальных поводов, — заметил следователь, воспользовавшись немного затянувшейся паузой в разговоре.
— Вы на что-то намекаете? — с ошеломляющей прямотой осведомилась Ирина, отставляя бокал с вином. Не возникло дурацкой неловкости ни от этих слов, ни от взглядов, что ловила на себе, — взрослые люди, незачем строить из себя святую невинность, если все понятно и так.
Забелин усмехнулся, не отводя глаз от собеседницы. Та не поежилась от притворного смущения, спокойно встречая его взгляд, метнувшийся от лица к изящной шее, не скрытой распахнутым воротом рубашки, а воображение моментально дорисовало все остальное.
— Я не намекаю, а говорю почти прямо, — в голосе Забелина явственно коротнуло напряжение. Как и в зрачках, почти поглотивших светлую радужку. Он весь был сплошным напряжением, и Иру, заметившую его стиснутые пальцы, комкавшие салфетку, тоже прошибло током. Она без труда распознала все, что он чувствовал, сжав губы и мысленно уже почти-трахая ее. И это понимание ничуть не покоробило, подарив лишь приятное ощущение маленькой победы. А ведь она уже почти забыла, каково чувствовать себя просто женщиной…
***
Это было именно то, что нужно. Отвлечься, забыться, выбить ненужные мысли, изматывающие нервы и бетонной плитой давившие на плечи. Недолгая иллюзия слабости и абсолютное отсутствие размышлений, когда имеют значение лишь горячие руки, с бесстыдной искренностью пробравшиеся под рубашку. Невесомо скользившие по груди, дразняще оглаживающие ребра, почти-опускавшиеся ниже, к напряженному животу. Пальцы мучительно медленно добрались до молнии юбки, с треском разошедшейся под тщательно сдерживаемым напором. Он хотел ее, безумно и одуряюще, но что-то держало в шаге от полного сумасшествия. Рваный выдох, в сумрачной тишине кухни показавшийся оглушительным, прошиб насквозь, сметая барьеры и дурацкие правила приличий. Эта неистовая рыжая ведьма, вздрагивавшая и выгибавшаяся от каждого прикосновения, сводила с ума. Такая железная, непроницаемая, моментально и бессовестно поплыла после нескольких нетерпеливых поцелуев, после нескольких прикосновений, яростной волной выметающих из головы малейшие мысли.
— Пожалуйста… — такой обжигающий, невнятно-слабый шепот заставил содрогнуться, будто под кожу пустили оголенные провода. Все, что совсем недавно яркими картинками взрывалось в голове, пока сидели в кафе, воплотилось сейчас — ее сбитое дыхание, нетерпеливо-резкие движения бедер навстречу его пальцам, судорожно закушенная губа… Это все разрывало, заражая несдержанностью, превращая в обломки привычное спокойствие и невозмутимость. Губы прижались к выемке между ключиц, пока легкие жадно впитывали запах, на несколько секунд заменивший кислород — он дышал этим ароматом. Низкий, хрипловатый стон пробил сознание, заставляя замереть. Уже представил, как приподнимет за бедра, притискивая к стене, как…
Громкий звонок в дверь оглушил обоих.
***
Паша, пока неторопливо вел автомобиль, предавался приятным мыслям, думал, как привычно заявится к Ирине Сергеевне, уже по традиции разделяя с ней вечер, как они просидят несколько часов, обсуждая общее дело, а может и что-то другое, или приятно и просто помолчат, потягивая вино. Ткачев вдруг понял, как сильно тянется к этой женщине, к ее обществу, к непривычному чувству спокойствия и умиротворения рядом с ней. Уже не хотелось бесчисленных девиц в своей постели, водки в ближайшем баре, каких-то авантюр. Просто по-человечески хотелось к ней, в уютную квартирку, почти ставшую для него вторым домом. Все казалось таким правильным, таким родным…
По ступенькам поднялся почти бегом, сам даже не заметив этого. Нетерпеливо утопил палец в кнопке звонка, отчего-то уверенный, что Зимина откроет почти сразу, однако прошло несколько минут, прежде чем дверь приотворилась.
Паше сразу бросились в глаза и лихорадочный румянец, и размазанная помада на искусанных губах, и какой-то шальной блеск в глазах. Взгляд невольно скользнул ниже, к наспех, криво застегнутой рубашке, под которой явно не имелось нижнего белья. В лицо ударила жаркая волна, и Ткачев судорожно отвел взгляд.
— Что-то случилось, Паш? — в голосе вибрировали сдавленные выдохи, провалив попытку говорить спокойно и ровно. Коварно, против воли, в сознании вспышкой разорвался вид распластанной на постели начальницы, и по спине прокатилась ледяная волна дрожи.
— Я это… камеру и диски вам принес… вы просили, — почему-то очень тихо произнес Паша, стараясь не выдать неровным дыханием тяжести, дробящей легкие. Не дождавшись ответа, протянул пакет и, не оглядываясь, направился вниз по лестнице, чувствуя спиной растерянный взгляд.