— Ткач, да ты ж его убьешь! Успокойся! Он нам еще ничего не сказал!
Паша медленно выдохнул, зажмурившись и опираясь о стол стиснутыми до боли кулаками. Под веками вспыхнуло оглушительно-болезненным воспоминанием бледное, отстраненное и безумно родное лицо, и в голове неожиданно прояснилось.
— Последний раз спрашиваю: кто тебя нанял? — уже абсолютно спокойно повторил он, прижимая к виску несостоявшегося убийцы пистолетное дуло. И какая-то ледяная решимость, сквозившая в каждом слове и в каждом движении, подсказала неудачливому киллеру, что лучше ответить.
— Да скажу я, скажу, — с ненавистью смотря на оружие, выдавил несостоявшийся убийца.
***
— С Донским надо решать, это точно, — Щукин потер затылок и обратился к операм: — Вы точно все ведищевские явки обыскали?
— Да точно, — поморщился Рома. — Все, что только можно, обшмонали, нигде никаких записей. Может он вообще блефовал, чтобы Донской дело до конца довел…
— Ну нам-то от этого не легче, — заметила Лена. — Он же не успокоится, пока всех нас не перебьет. Одного киллера взяли, другого… А дальше что? Нет, тут надо по-другому действовать.
— Только как? — пожал плечами Савицкий.
Паша и Костя переглянулись. Очевидный ответ не требовалось озвучивать.
***
— Сегодня ночью в собственном подъезде был застрелен неизвестными Кирилл Донской, помощник недавно убитого бизнесмена Ведищева. Связаны ли эти убийства и кто за ними стоит? Правоохранительные органы воздерживаются от комментариев…
Голос диктора захлебнулся и стих. Паша отбросил пульт и повернулся к Щукину.
— Можно вопрос? Почему ты пошел со мной? Я же мог с Ромычем там…
Щукин поднял голову от бумаг, в которых невидящим взглядом пытался что-то вычитать, и твердо ответил:
— Так было нужно.
И Паша понял все без лишних слов. Так действительно было нужно. Ради Ирины Сергеевны, которая так много делала для них всех и не погибла лишь чудом; ради Вики и их ребенка, дороже которых у Кости не было никого; ради остальных, тех, что готовы всегда прикрыть и прийти на помощь.
Так было нужно, повторил про себя Паша, и в этот момент отчетливо осознал, что окончательно простил Ирину Сергеевну.
========== Из тьмы ==========
— Ром, это ведь я виноват, — Паша нервно разломил в пепельнице так и не зажженную сигарету и поднял на друга усталый, безнадежный взгляд.
— Ткач, да брось ты! Ты же не думаешь, что Зяма из-за ваших разборок…
— Ты не все знаешь, — перебил Ткачев, отворачиваясь к окну и бездумно разглядывая пышное цветочное буйство на клумбах. Заговорил не сразу, тяжело и негромко, с каждым произнесенным словом в очередной раз остро осознавая всю степень своей вины перед женщиной, и без того пережившей столько, что не пожелаешь и врагу.
— Ну ни хрена себе… Так ты же, получается, ее фактически… — Савицкий не договорил, пытаясь прийти в себя после неожиданного откровения, и Паша порадовался, что не видит его лица: увидеть осуждение друга было бы невыносимо.
— Я ее сломал, — глухо произнес он, не отводя взгляда от пейзажа за окном, но мало что различая. Снова вспомнилось то страшное открытие в больничной палате, когда понял, что Ирина Сергеевна не чувствует ни-че-го. Словно защищаясь от чего-то, она перестала воспринимать хоть что-нибудь: ни резкие запахи, ни громкие звуки, ни прикосновения. Паша зажмурился до рези в глазах, вспоминая, как почти час сидел на краю постели, осторожно поглаживая ледяные пальцы, и говорил, говорил, говорил… Навещая начальницу в больнице, он, в отличие от остальных, не пытался привлечь ее внимание хоть какими-то репликами, а вот теперь… Теперь, в отчаянной попытке достучаться до пустого и отстраненного сознания, Паша говорил все, что только приходило в голову. Обо всем, что творится в отделе; о предстоящей свадьбе Кости и Вики, которую обязательно надо отгулять так, чтобы запомнилась на всю жизнь; о Сашке, который, сходя с ума от волнения, на пару с Игорем перелопачивал интернет в поисках средства, способного вернуть маму к нормальной жизни; о наглом рыжем котяре, совсем одичавшем на свежем воздухе и неприлично растолстевшем; о замечательной деревенской природе и о том, что им всей компанией нужно будет непременно выбраться на ближайшее озеро, отдохнуть от городской суеты… Он не думал в тот момент, что Ирина Сергеевна его вряд ли слышит, не думал, как это выглядит со стороны. Только заметил, как расслабилась ее рука в его ладони, как закрылись глаза, прежде бессмысленно изучавшие потолок, и вскоре до Паши донеслось спокойное, ровное дыхание. Впервые за несколько дней Ирина Сергеевна заснула глубоким, здоровым сном. Впервые у Паши затеплилась слабая надежда, что не все так безнадежно, как думалось вначале.
Скрип двери, прервав напряженную тишину, заставил друзей одновременно повернуться. И опять навалилось навязчиво-душащее, безысходное чувство вины, сдавливая и выкручивая изнутри. Паша прежде и представить не мог, насколько больно может быть от одной лишь мысли, как плохо другому.
— Я, кажется, знаю, что маме может помочь, — Сашка опустился на свободный стул, в задумчивости взъерошив пальцами и без того встрепанные волосы. Невыспавшийся, поникший, весь излучавший волнение и беспокойство, он, тем не менее, держался на удивление стойко, и Паша не мог не отметить в этом сходства с Ириной Сергеевной.
— Рискованно, — в сомнении покачал головой Рома, выслушав предложение. — Как бы не навредить…
— А что, идея, — не согласился Ткачев и бросил на Сашу внимательный взгляд: — А ты справишься?
Зимин выдал слабое подобие улыбки.
— Сыграю в лучшем виде.
***
Ира медленно открыла глаза, первые несколько мгновений боясь пошевелиться. Обвела взглядом комнату, окутанную золотистым сиянием утренних лучей, словно видела впервые. Переливчатый птичий щебет донесся до слуха, и на долю секунды женщина недоверчиво замерла, словно сомневаясь, не показалось ли ей. А в следующий момент, рывком сорвавшись с кровати, очутилась у окна, раздвигая занавески, и тут же зажмурилась от хлынувшего в лицо ослепительного солнечного света. А следом обрушился целый шквал таких простых, но таких забытый ощущений. Деревянный пол под ногами, нагретый словно изнутри. Нахально лезущие в окно ветки малины с крупными душистыми ягодами и стебли пронзительно-ароматного вьюнка, норовившего оплести все вокруг. Заливистые птичьи трели, ставшие еще более громкими. Пьяняще-свежий воздух, пропитанный запахами трав, утренней росы и цветов. Ира с каким-то почти детским изумлением рассматривала представшую перед ней картину, еще не веря.
Она чувствует.
Изумленно-ликующая мысль пробилась сквозь пелену оглушивших эмоций.
Она действительно чувствует.
Губы дрогнули в недоверчиво-радостной улыбке, а в следующий миг Ира, прижав руку к бешено колотящемуся сердцу, негромко и счастливо рассмеялась. Так искренне, как не смеялась уже давно. С той простой, почти наивной чистотой, о существовании которой давно успела забыть.
Живая.
Господи, да она уже и не помнила, что значит ощущать себя настолько живой! Разглядывая, вдыхая, прикасаясь. Ощущая, как весь необъятный мир наполняет ее изнутри. Каждую клетку, каждый сосуд. Проникает под кожу, растворяется в крови, и она тоже становится частью этого мира.
И темнота отступила. Словно после бесконечно долгой непроглядной ночи внезапно и резко наступил ясный, ослепительно-яркий день. Выталкивая из спячки, пробуждая к жизни — такой солнечной, такой настоящей.
Почти бегом Ира поднялась по ступенькам, бесшумно приоткрыла дверь, заглядывая в комнату и тут же успокоенно выдыхая. Сашка, ничем не потревоженный, продолжал мирно и крепко спать, не обращая внимания ни на солнечный свет, бьющий прямо в глаза, ни на громкий щебет птиц. Осторожно, стараясь не разбудить, Ирина прошла к окну и задернула шторы. Не сдержавшись, наклонилась и, совсем как в детстве, поцеловала сына в лоб. Эта простая нежность сейчас была такой необходимой… Еще слишком отчетлив был тот леденящий страх, когда, словно очнувшись от беспробудного сна, бросилась в воду, проклиная отчего-то непослушное тело, никак не желавшее повиноваться. Как, задыхаясь, плыла обратно к берегу, больше всего боясь, что опоздала. Как, едва рухнув на песок, успела только понять, что Сашка дышит. Отплевываясь от воды, задыхаясь и кашляя, но все-таки дышит. А потом вновь наступила темнота, и больше Ира не помнила ничего, очнувшись лишь утром.