Когда это все началось? Как так получилось, что люди, прежде готовые стоять друг за друга горой, стреляют в своих же? А он ведь верил, как последний дурак верил во что-то светлое и незыблемое, выслушивая от Зиминой всю ту лабуду про справедливость, братство, взаимопомощь. Где, где было это братство, когда Катя хотела сдать его вместе со всеми? Когда Зимина лишила его близкого человека? Когда они с Терещенко собирались выбить у Зиминой признание любой ценой? Почему никто не вспомнил о всех этих громких словах, предавая ближнего? И что будет дальше? Все просто постепенно уничтожат друг друга, словно пауки в банке. На самом деле каждый за себя в этом дружном “кружке по интересам”, а все пафосные лозунги обычное фуфло. Одно дело, когда они объединялись против общего врага, и совсем другое, когда речь идет о каждом в отдельности. Сразу забудется все, чему так пытался верить, в чем пытался убедить остальных.
Все, хватит. Он сыт по горло этими сказочками, больше не прокатит. Еще по прежней памяти, ради Олега, установит истину, а там Зимина с Климовым пусть творят что хотят. Пусть убивают, казнят, прощают — просто все равно. Его это больше не касается. Он накажет убийцу Терещенко, а там будь что будет.
Паша развернул машину, направляясь обратно в отдел. Нужно было спросить у дежурного, когда вчера уходил Климов. Да и работу никто не отменял, начальство как-то мало волнует, что ты морально уже настроился отправиться на тот свет.
***
Климову стоило немалых трудов убедить Зимину отлежаться в больнице хотя бы пару дней. После долгих уговоров, на которые начальница находила десятки саркастичных доводов “против”, Вадим наконец сдал Ирину Сергеевну знакомому врачу, на прощание получив серьезную угрозу, что если ей придется провести в этом учреждении хоть один лишний час, майор пожалеет, что вообще на свет родился.
О смерти Терещенко Климов умолчать не посмел, но отделался официальной версией ограбления, понимая, какой гнев обрушится на его голову потом, когда начальница все-таки узнает правду. Но вмешивать ее до поры до времени во все это Вадим поостерегся, собираясь разрешить все самостоятельно. Машину, так бездарно засвеченную в силу обстоятельств в день убийства Олега, майор объявил угнанной, девушку Машу взял на заметку, вроде бы причин волноваться не было.
Ткачев. Была все-таки причина для беспокойства, которая звалась Павел Ткачев. Кто знает, что придет в голову этому постепенно съезжающему с катушек мстителю? Конечно, тогда он Зимину спас, но черт его разберет, что он собирался и собирается сделать. А если каким-то образом догадается, кто был в ангаре? Паранойя, конечно, но… А не дай бог придумает просмотреть записи с камер видеонаблюдения, пристанет с ненужными вопросами к дежурному? От Ткачева с его оперской хваткой легендой об угнанной машине и совпадениях не отделаешься…
Ну вот, еще и этого держать под присмотром, лишь бы чего не вышло. Что ж все так валится-то на него в последнее время? Мало было разборок с бывшей женой, которая, изрядно потрепав нервы, увезла дочь за границу, запретив общаться с отцом; не хватило проблем с нынешней пассией, попавшейся с наркотиками и едва не загнувшейся от передоза, так теперь еще и это. Нет, пусть Ткачев только попробует нарушить хлипкое равновесие в его жизни… Климов ему не позволит, чего бы это ни стоило.
***
Туманные подозрения и смутные сомнения постепенно начали подкрепляться фактами. Дежурный подтвердил, что Климов ушел вчера раньше обычного и больше в тот день не возвращался. В успевшую распространиться по отделу байку про угнанную машину Климова Паша не поверил ни на секунду, а вот мысль проверить камеры на выезде из города не давала покоя, требуя воплощения, и Ткачев решил не тратить время зря. Заодно следовало на всякий случай осмотреть ангар, вчера у него как-то не было на это времени.
Спустя несколько часов, сидя в ближайшем кафе, Ткачев вяло постукивал ложкой о край чашки с кофе, борясь с желанием заказать что покрепче. Подозрения становились все более обоснованными, и Паша не представлял, что делать дальше. А если это действительно совпадения, подкрепленные его воображением? Может, все-таки поговорить с Климовым откровенно? В конце концов, чего бояться? Хотя оставаться в дураках совсем не хочется… Нет, как ни крути, а историю нужно довести до конца. Как же сейчас не хватает совета Зиминой…
Ткачев раздраженно отодвинул от себя чашку, подавляя засвербившее в душе недовольство собой. Ужасно злило это стремление сделать вид, будто ничего не произошло, будто все идет как прежде, когда друг был другом, противник — противником. Что может быть “как прежде” после всей той скрытой грязи, что вырвалась наружу? Как и кому он может доверять, если предают те, от кого ожидаешь этого меньше всего? Можно придумать сотни объяснений и оправданий, сути это не изменит. Все худшее творилось во имя лучших деяний, так, кажется? Да, он может понять, почему Зимина так поступила с Катей, но принять этого не сумеет никогда. И легче от этого понимания, равно как и от факта, что Русакова сама во всем виновата, ему не станет. Говорят, что можно научиться жить с любой болью, привыкнуть и сродниться с ней, кажется, с ним произошло то же самое. Учился жить кое-как, находил каждый день какую-то маленькую цель, ради которой проживал этот день, не строя никаких планов, запрещая себе думать на несколько шагов вперед. Словно замер где-то между прошлым и будущим, между воспоминаниями и надеждами на что-то хорошее, что уже не наступит.
Как ни странно, Ткачеву помогала работа. Как-то легче становилось, когда приходилось куда-то ездить, что-то узнавать, проверять, доказывать. Когда видел, что другим не проще, чем ему самому, когда пытался как-то исправить, помочь. Словно стремился искупить все, что было сделано прежде, как-то облегчить жизнь тех, кому это было необходимо.
Был молодой парень с беременной женой, которого подставили, потому что оказался не в том месте не в то время. Ткачев землю рыл, ночами не спал, душу вытряс из всех, кто был на самом деле замешан, но доказал, что тот не виноват. Потом, у отдела, когда смотрел на влюбленную пару, долго не мог избавиться от странной горечи, сожаления, что с ним никогда не будет такого — в него некому верить, его некому ждать. Да это ему и не нужно. Словно что-то отмерло в душе после всех событий, после всей беспощадной правды. И не найдется, наверное, такой силы, которая поможет вернуть тот особый огонек надежды, который теплится в душе каждого, кому выпадают испытания, но кто продолжает верить во что-то светлое.
Нет, в поступках Ткачева не было доброты или благородства как таковых. Ни когда помогал тому несправедливо обвиненному парню, ни когда искал родственников безумной старушки, потерявшейся на улице, ни когда давал деньги бедно одетой девчонке, пытавшейся украсть на рынке еду. Не ради каких-то идей или собственных принципов делал он это все. Но когда в такие моменты невероятный груз с души будто бы ненадолго исчезал, Ткачеву становилось немного легче. От понимания, что еще может что-то сделать, облегчить кому-то сложную судьбу, помочь выпутаться из сложившейся ситуации, которая кажется безвыходной.