Вдруг — так бывает редко, а потому запоминается на всю жизнь — с неба пошел мелкий теплый дождик, как бы желая полить мою яблоньку. Наверное, чтобы я лишний раз тяжелые ведра наверх не таскала.
Я спряталась от дождя в церкви и сразу же на лавочке заснула. Это был самый спокойный и безмятежный сон, какие бывают, наверное, только в раннем детстве, когда все хорошо, светло и мечты обязательно сбываются.
Когда проснулась, увидела, что листочки яблони все так же дрожат, а на большой нижней ветке сидит довольный соловей и чистит клюв.
Я решила, что теперь можно спокойно отправляться в больницу. Больше никто и ничто не потревожит меня. Теперь есть все основания быть спокойной. Навсегда.
Прощай, яблоня!
Глава четвертая
Конец или… начало?
Накануне предстоящей операции Саэль и Гриша посетили меня во сне. Они сказали, что я должна пройти путь испытаний, уготованный мне задолго до рождения. И это будет последнее, что от меня требуется и от меня зависит. Остальное предопределено небесами.
Они считают, что мужества мне не занимать, а потому заранее уверены в успехе. Когда они это говорили, их лица были невероятно печальными, но я все равно им улыбнулась.
Я сказала, что раз уж суждено мне было появиться на этот свет, то, стало быть, надо понимать, что я обречена на смерть и одиночество так же, как и любой другой человек…
— И жизнь! — в один голос воскликнули мужчины.
— Что есть Я? — начала я рассуждать вслух. — Я — это всегда прошлое. Потому что только о прошедшем я могу говорить с уверенностью, об очень небольшом отрезке времени. Когда говорю «я родилась», я говорю неправду. Просто на свет много лет назад появился маленький ребенок, он же не знал, что станет мной… И это еще не была я. Я — это тот человек, который начал осознавать себя в окружающем мире, в потоке слов находить слова, адресованные именно ему, то есть мне. И вся история для меня началась в этот период…
Но потом, спустя время, когда мое Я сотрется из жизненных событий, а затем и из человеческой памяти, оно полностью перестанет существовать. А история со всеми открытиями будет происходить у других, таких же Я.
Мы же не знаем, например, сколько людей жили в местах, где мы сейчас живем, сто, двести, пятьсот лет назад. Что они чувствовали, когда открывали этот мир? Мы не знаем причин их страданий и боли. Может быть, мой дом находится на том отрезке земли, за который кто-то положил свою жизнь, а до этого лет пятьсот назад кто-то выиграл его в лотерею. И тот, кто будет жить через двести лет на месте, где, например, находится моя квартира, вряд ли будет знать, какой ценой она мне досталась. Зачем ему это знать? У него будет своя история.
Он, конечно, ничего не будет знать о кредите, который я выплачивала утомительно долго, как стояла в банковских очередях жаркими летними днями. Тот человек не будет иметь представления, что я много сил потратила на ремонт, а потом все равно страдала от отсутствия воды и электричества. И как однажды в ванной комнате, частично отштукатуренной, мне пришел в голову такой стих:
В тот момент я остро почувствовала одиночество и зависимость от многих людей…
Тот, кто будет жить на этом месте после меня, не будет обо всем этом знать. А мне почему-то жаль. Не знаю почему, но жаль. Хочется, чтобы он понял цену вот этого клочка земли и ощутил себя владельцем чего-то большого и важного. А я? Ну кто такая Я?..
Потом меня ждет другая жизнь. Новая.
За раздумьями я не заметила, как наступило последнее утро. Все. Пора в больницу. На комоде у маленького зеркальца лежали заранее приготовленные ножницы. Осталось сделать последнее — всего-то ничего. Я распустила волосы и стала их расчесывать.
— Прощайте, косы, — шепчу я и почему-то плачу.
О, что это? У самого виска сор, откуда белые нитки? Внимательно вглядываюсь и вижу, что не сор это, а седая прядь. Седина — это хорошо, значит, не жалко будет косы отрезать. Вот с нее-то, с седины, я и начну сейчас. Раз — и готово!
Когда-то я сочинила такой стишок:
Тогда я еще подумала, к чему подобный стих? Ведь я молодая и до инея на косах мне далековато будет. Годы и годы пройдут, прежде чем…
Это было, кажется, прошлой весной. А такое чувство, будто пятьдесят лет назад. Казалось, что всегда у меня будут каштановые косы и все будет хорошо. Да что там косы! Это не косы! Эта густая копна, словно причудливая шапка, была не только моим украшением, но и чем-то большим, гораздо большим. Густые и длинные волосы всегда были моей «визитной карточкой». Но зачем об этом теперь, когда они лежат в ладонях.