Третье рождение Польши происходит опять вопреки желанию Криса (то есть континентальной Европы), и снова по желанию и под контролем «матери» России. Заметим, что даже эпизоды с выламыванием двери и попыткой самоубийства имеют соответствия в истории послевоенной Польши. В 1956-х и 68-м в «народной» Польше происходят беспорядки, а в 1978-м с избранием польского папы Иоанна Павла II она достигает цели полного контакта с «Крисом».
В начале 1980-х происходит первая попытка «самоубийства» ПНР – «ненастоящей Хари». При этом снова экономические преференции, мощная энергетика от России и политическая изоляция от Европы способствовали возрождению национального самосознания и столь сильной любви к католицизму, какой в других частях Европы и мира давно уже не сыскать. Впрочем, и в России тоже официальные гонения на церковь способствовали возрождению интереса к христианству.
После того как Хари обрела самостоятельность в решениях, то ради Криса и по совету Снаута она готова вновь, на тот раз добровольно и окончательно уйти со сцены. Суицидальная политика «евроскептиков», самоизоляция заокеанского Сарториуса (неявно провоцировавшего Хари на ссоры с Крисом), а главное – мировой кризис, массовая эмиграция и тяготение новых земель к Германии вполне могут привести к растворению Польши в Европе. Это не я, это Лем подсмотрел в «плане».
Так что мелодраматическая линия Хари, до смерти безнадежно влюбленной в «мужа», в сюжете романа толкуется однозначно и особой сложности не представляет. Пожалуй, единственное, в чём можно углубить понимание этого образа – это соотнесение мифической Реи с поколением титанов, предшествующих богам Древней Греции. Боги – это духовные ипостаси цивилизованного общества, тогда титаны – это промежуточное состояние между первобытным хаосом и цивилизацией.
Недавно я рецензировал книгу Н.Кленова «Несостоявшиеся столицы», где обосновано это предгосударственное состояние славянских земель в виде промежуточной формы так называемых «славиний», упомянутых в записках византийских писателей. Одной из таких славянских земель, имеющих сложную внутреннюю структуру, но не имеющих государства как инструмента для внешней политики, была славиния польских племен по Висле и Бугу. Это и есть «первая Хари», она же титанида Рея. Но это уже максимум, что можно аналитически выжать из этого образа.
Вернемся лучше к бесконечно более ёмкому и лестному образу России как «живого океана» в глазах окрестных цивилизаций:
«Все это склоняло ученых к убеждению, что перед ними — мыслящее чудовище, скажем, нечто вроде исполински разросшегося, опоясавшего всю планету, протоплазматического моря-мозга, который проводит время в невиданных по своей широте теоретических рассуждениях о сущности мироздания, а наши аппараты улавливают лишь незначительные, случайно подслушанные обрывки этого извечного, глубинного, превосходящего всякую возможность нашего понимания гигантского монолога».
Психологически важно, что иностранцы не находят в русском обществе привычных и необходимых им «клеточных» форм социальной жизнедеятельности. Впрочем, «живой океан» всегда готов немедленно по предъявлении образца имитировать эти внешние формы для взаимного удобства общения. Однако никаких серьезных ограничений на самих русских эти формы не налагают, в то время как для немцев следование порядку является формой существования, если не смыслом. Есть наглядный пример из истории Семилетней войны, когда штаб русской армии был атакован и выведен из сражения. По европейским правилам войны это был бы и конец действиям армии, поскольку немец без начальства не бывает. А русские солдаты продолжали биться и, главное, сами принимали верные решения без участия генералов.
Есть подозрение, что эта антицивилизованная («анти» – по-гречески «вместо») психологическая основа «русского океана» гораздо древнее, чем даже славянские славинии, родившиеся на стыке и из баланса двух римских цивилизаций. Причиной является та самая полная неприспособленность жестких условий для рождения цивилизации, то есть каких-либо постоянных правил. Следуя строгим правилам, в Северной Евразии можно только умереть, а выжить помогает только интуиция, творчески ломающая любые правила. По особому мерцанию звезд в зимнее солнцестояние, по другим столь же зыбким приметам можно угадать, какие из регулярных катаклизмов произойдут этим летом, а каких не будет. И уж, исходя из этой интуиции, сеять рожь, а не овес, собирать грибы, а не ягоды, или вовсе готовить лошадей и лодки к дальним переходам.