Никогда реакции людей на сложные ситуации не переставали удивлять ее. Кто-то начинает паниковать, когда все страшное уже позади. Кто-то молчит и ни на что не реагирует, когда паниковать самое время. А кто-то начинает ухаживать и расточать комплименты. «Возможно, скоро он начнет шутить и называть меня своим лучшим другом», – подумала Даяна, искоса наблюдая за Макговерном. Что же это? Попытка что-то утаить, спрятав за фальшивой игрой, или же подлинное неведение?
– Могу я посмотреть ваши записи о вакцине? – спросила Даяна.
– Записи? – Макговерн съежился, словно вор, пойманный за руку на месте преступления.
Взгляд Даяны уперся в него, отбивая всякое желание врать и изворачиваться. Но что будет, если он признается? Скольких людей он подведет кроме себя? Герни, спонсоры, подрядчики, даже простые рабочие, надеющиеся изменить свою жизнь к лучшему благодаря деньгам, которые они заработают здесь.
– Доктор Макговерн? – поторопила Даяна. – У вас есть записи?
– Конечно… – он лихорадочно соображал о том, что должен делать. – Не много…
Ему захотелось придумать историю о том, что сломался диктофон, на который он записывал результаты исследований, начался пожар и уничтожил бумаги, где хранились его формулы, и даже жесткий диск компьютера, на котором он проводил теоретические исследования вакцины, перегрелся, и вся информация на нем стерлась. Но он не мог придумать ничего такого, что можно было назвать причиной потери всех данных. Одной-единственной причиной.
С опущенной головой и поникшими плечами он пошел в свой кабинет. Даяна как призрак смерти следовала за ним – так ему казалось. Даже ее шаги. Осторожные, робкие. Он обернулся, но агент стояла возле стола, изучая один из микроскопов на его пригодность в предстоящих исследованиях. «Когда это я успел превратиться в параноика?» – подумал Макговерн и грустно улыбнулся.
В его кабинете было тихо и пахло цветочным освежителем воздуха. Макговерн сел в кожаное кресло и закрыл глаза. Так же он поступил в тот день, когда отчаялся найти вакцину. Большой стол был завален бумагами и результатами проведенных тестов. Вирус был странным и непохожим ни на один из известных Макговерну. Нужно было импровизировать. Нужно было быть настоящим гением, чтобы разобраться. Но Макговерн не был гением. Никогда не был и никогда не пытался убедить себя в этом. Он всего лишь ученый. Возможно, хороший ученый, но отнюдь не гений.
В тот день он закрылся в своем кабинете, сел в кресло и, закрыв глаза, попытался убедить себя, что пришло время признать свое поражение, встретиться с Герни и сказать, что ситуация вышла из-под контроля, и нужно обратиться за помощью. Но сколько уже прошло времени? Макговерн понимал, что и так взял на себя слишком много. Он подвел Герни, он подвел рабочих. Несомненно, если он не сможет ничего сделать, то многие из сотрудников не доживут до дня, когда лучшие эпидемиологи страны разберутся в происходящем. Ему так и не удалось выяснить, как именно вирус убьет своего носителя, но что в итоге будет смерть, сомнений не было. Слишком много изменений произойдет в организме. Слишком глубоко вирус проникнет в человеческую природу. Вирус гриппа…
Макговерн рассмеялся. Это был не грипп. Определенно не грипп. Ампула с вакциной, которую ему удалось создать, стояла на столе, но никогда Макговерн не осмелился бы сделать инъекцию этого странного вещества. Отбросив принципы и все, чему его учили, он импровизировал, стараясь не вдаваться в подробности странного вируса, захватившего фабрику. Он не искал причин его появления, не изучал его природу и последствия, он просто пытался сделать то, что может остановить эту медленную смерть, прервать ее победное шествие. И результат этих поисков был крайне странен. «Что это: вакцина или еще одна смерть?» – думал Макговерн.
Он понял, что проиграл. Понял, но не смог признать, потому что сейчас на кону стояла не только его карьера. «У меня нет права на ошибку», – решил Макговерн. Он надломил ампулу и набрал бесцветную жидкость в шприц, закатал рукав, перетянул вены жгутом и сделал себе инъекцию. Теплая волна прокатилась по телу, разошлась от груди и вернулась эхом обратно. Рубашка намокла от выступившего пота. Макговерн отчитал себя за непредусмотрительность и, выронив шприц, схватил ручку и начал размашистым почерком записывать, что провел испытание вакцины на себе. Теперь, если он умрет, то эпидемиологам будет от чего отталкиваться в спешных попытках создать действующую вакцину.
Макговерн продолжал писать, несмотря на то что зрение отказало, и перед ним была только тьма. На миг ему показалось, что он умер, но потом в темноте появилась крошечная точка света. Она разрасталась, становилась все больше и больше. Зрение возвращалось, и Макговерн начинал видеть слабые, размытые контуры.