Пока мы шли к ресторану, она взяла меня под руку выше локтя и очень ненавязчиво стала направлять меня по тротуару. Это была очень оживленная улица, и она избегала столкновений с другими пешеходами, легонько подталкивая меня то вправо, то влево и сжимая мою руку, чтобы указать мне, в каком направлении она хочет двигаться. Я уступал ее желаниям. Она открыла входную дверь и, когда мы входили в ресторан, прошла вперед меня и подала знак метрдотелю:
— Столик на двоих, пожалуйста, у задней стены. Мы предпочли бы кабинку. Спасибо.
Мы оба обратили внимание на озадаченный взгляд метрдотеля, и эта ситуация нас позабавила. Она определенно выглядела довольной своим положением, и мне тоже не изменяло чувство юмора.
Ожидая, пока нам выберут столик, мы заказали коктейли, и, когда метрдотель подошел к нам, он попытался проигнорировать Хоги и обратился ко мне: «Ваш столик готов, сэр». Но тут Хоги встала между нами и начала двигаться первой. Немного встревоженный, метрдотель провел нас к столику. Я сел первым, и, когда она пододвинула мне стул, я поблагодарил ее.
Предполагалось, что наше обращение ролей на этом закончено. Глядя на меню, я подумал про себя: «Я могу заказать все что захочу…» Но затем я решил, что не стоит жадничать, и остановился на блюдах за умеренную цену. Когда она увидела, что я выбрал, она произнесла следующее:
— Послушай, ведь ты же не хочешь это есть, — промурлыкала она, гладя мое бедро под столом. — Я рекомендую тебе попробовать телятину пармиджана. Ее здесь отменно готовят.
Я почувствовал себя несколько смущенным. Во-первых, судя по всему, этот спектакль доставлял Хоги необычайное удовольствие, тогда как я испытывал легкую неловкость. Я не мог сказать, из-за чего именно мне становится не по себе, но что-то во всей этой ситуации было не так. Происходящее уже приобретало масштабы некого задания, а не просто игры, и начинало казаться не столь приятным.
я ничего не сказал, и оставшаяся часть ужина прошла без происшествий: мы оба хорошо провели время. После десерта и кофе Хоги попросила счет, демонстративно заплатила, оставила чаевые и вышла из ресторана. Я держался на шаг позади нее и чувствовал себя сконфуженным. Покинув ресторан, мы направились вдоль по улице.
— Давай поглазеем на витрины. Тут поблизости много хороших магазинов.
Я согласился.
Мы переходили от одной витрины к другой, и Хоги всякий раз останавливалась, когда хотела что-нибудь разглядеть. Она то двигалась вперед, то останавливалась, затем опять двигалась вперед и снова останавливалась, а я брел за ней. В какой-то момент мне самому захотелось задержаться у витрины, но после того, как она подала мне знак, что хочет идти вперед, который я проигнорировал, она буквально силой потащила меня за собой. Я сопротивлялся и пятился назад. Она посмотрела на меня с некоторым удивлением, отпустила мою руку и перешла к следующей витрине.
Смущенный, я несколько секунд стоял неподвижно, а затем догнал ее. Напряжение между нами явно возрастало. Мы дошли до угла. Когда я уже собрался переходить дорогу, она остановилась у газетного киоска и стала разглядывать заголовки. Я уже шагнул одной ногой с тротуара, но вдруг понял, что она не собирается идти за мной. Вместо этого, просмотрев газету, она решила перейти другую улицу и ясно указывала своей позой на то, куда она хочет идти. Я вернулся на тротуар и присоединился к ней.
В этот момент я уже был сильно раздражен. Я подумал, не выказать ли мне свое раздражение, но понял, что жаловаться, по сути, не на что. Мне нужно было просто сказать: «Я хочу перейти улицу в том направлении, а не в этом. Давай пойдем туда». Когда я произнес эту фразу, она ответила:
— Ну хорошо, а какая, собственно, разница?
— Никакой, просто я хочу пойти туда.
— Ладно, нет проблем.
И с этого момента я возглавил шествие к машине.
Сев в машину, мы погрузились в неловкое молчание. Я чувствовал себя виноватым за свое раздражение и за то, что устроил сцену по такому пустяковому поводу Она была молчаливой и отстраненной. Через некоторое время она завела разговор на новую тему. Лед растаял, и мы начали оживленно беседовать. Ведя машину, она касалась меня правой рукой, гладила мои волосы, потягивала мои усы, ласкала мое бедро, с очевидностью испытывая нежность и сексуальное желание. Меня все еще беспокоила моя тревога и раздражение, и я не отвечал ей особой взаимностью. Тем не менее я был признателен ей за ее нежность и внимание.