Должен признаться, что я осознавал гнев людей, направленный на меня (гнев не врагов, а друзей), всегда крайне сдержанный, но тем не менее вполне реальный. Однако я оправдывался тем, что все же являюсь человеком нетрадиционных взглядов и представлений, и зачастую заставляю почувствовать себя неуверенно тех людей, чьи собственные представления я ставлю под угрозу. Другие люди могли бы указать мне на мои редкие, но весьма разрушительные вспышки дурного настроения, но я, вероятно, стал бы отмахиваться от этих претензий, говоря, что это мои личные проблемы, а не проблемы тех, кто слаб и раним.
В глубине души я знал, что совершенно иррационально предан своим идеям, что склонен фальсифицировать истину (или, выражаясь точнее, лгать) и что я редко испытываю любовь к кому-нибудь. Но если бы кто-то указал мне на эти истинные факты, я, вероятно, окатил бы его потоком возражений, достаточных для того, чтобы мой критик замолчал и перевел разговор на другую тему.
Именно женщина, олицетворяющая всю женскую половину человечества, впервые довела до моего осознания с трудом распознаваемые, но повседневно используемые мною факты злоупотребления властью. «Мужчины притесняют женщин», — сказала она, и с этим я охотно согласился, каким-то образом умудрившись исключить себя из той категории мужчин, за которыми я наблюдал случаи злоупотребления властью. Но вторая часть ее фразы меня ошеломила: «И ты, Клод, тоже умеешь притеснять и злоупотреблять». Я был шокирован и, вероятно, с целью опровергнуть ее утверждение принялся с большим интересом изучать проблемы сексизма и способы, посредством которых мужчины обеспечивают себе преимущества перед женщинами. Я, как мне казалось, безоговорочно любил женщин и не собирался так легко соглашаться с обвинением (которое, по моему мнению, не имело оснований), что я склонен притеснять женщин. Поэтому я решил исследовать тему мужского диктаторства и доказать себе и другим, что я выше злоупотреблений властью. Как только мне удастся продемонстрировать это, я смогу забыть об этом вопросе: я буду оправдан и свободен и окажусь вне подозрений.
Интерес к этой теме заставил меня осознать, что является основным инструментом злоупотребления властью в человеческом обществе — игры власти. Для меня стало очевидно, что любые проявления человеческой несправедливости легко могут быть проанализированы в терминах последовательностей транзакций, которые я называю играми власти. Сексизм оказался одной из тех сфер, в которых эта несправедливость предстала передо мной со всей очевидностью. Мужчины игнорируют мнения женщин, перебивают их посреди фразы, физически подавляют их, манипулируют ими с помощью вербальных и ментальных уловок. К своему ужасу, я все более и более ясно видел, что и я сам вовлечен во все эти формы активности. Тучи надо мной сгущались.
Я осознал, что я наступаю на больные мозоли не только некоторым женщинам, но также и другим категориям людей. Являясь человеком среднего возраста, я злоупотреблял властью по отношению к детям и пожилым людям. Я был расистом, я был несправедлив к тучным людям, низкорослым людям. Я осознал, что, являясь преуспевающим профессионалом, я притеснял своей манерой говорить и своим поведением людей, имеющих рабочее происхождение. Я начал подозревать, что мне, гордящемуся своим гуманизмом, тем не менее, присуща глубоко укоренившаяся и принимающая самые различные формы склонность использовать мою власть способами, которые вовсе не обязательно благотворно влияли на других, а в конечном итоге дурно влияли и на меня самого. Я понял, что обладать властью — это одно, а то, как мы используем власть, — совсем другое. И вскоре впервые в жизни я увидел, взглянув на бедствия других, что я являюсь привилегированным мужчиной, обладающим дополнительными привилегиями, поскольку являюсь белым, и еще большими привилегиями, поскольку получил образование, и еще большими, поскольку нахожусь в расцвете сил, и еще большими, поскольку состою в паре с обладающей властью женщиной. Я также увидел, что вся та власть, которой я наделен благодаря этим привилегиям, порождает ответственность и что я в состоянии вести себя ответственно значительно реже, чем готов был признать.