— В этом я могу вас заверить. Гарантирую вам также самый теплый прием.
— Значит, договорились. — Я сделал шаг вперед, протянул руку, стараясь выглядеть не очень озабоченным.
Дзок сначала не понял моего жеста, но затем пожал руку.
Его ладонь была горячей, сухой и жесткой, словно собачья лапа.
— Пустая рука, — пробормотал он, — без оружия. Замечательный символ!
Он снова широко улыбнулся:
— Я рад, что мы договорились. Похоже, вы достойный парень, Брайан, хотя, — его улыбка несколько поблекла, — у меня такое чувство, что вы каким-то образом обвели меня вокруг пальца. Не знаю, каким образом, но чувствую это.
— Я ломал голову, как уговорить вас отправить меня в Зай, — сказал я, улыбаясь в ответ. — Спасибо, что помогли решить эту задачу.
— Хм-м. Должно быть, что-то случилось дома, а?
— Это еще мягко сказано.
Он нахмурился.
— Ладно, мне нужно работать. А вы пока расскажите-ка мне все поподробнее.
Через час, ободрав костяшки пальцев и получив удар током, Дзок наладил шаттл. Он сел за пульт управления и, повернувшись ко мне, спросил:
— Скажите, Байард, тот странный свет, о котором вы говорили, появляется даже в тех местах, куда не могли попасть лучи обычных источников света?
— Именно так, какое-то призрачное голубоватое свечение.
— В вашем рассказе есть целый ряд моментов, которые я никак не могу объяснить, — заметил, наконец, Дзок. — Но что касается эффекта света, то мне совершенно ясно, что вы были мгновенно перемещены на нулевой уровень времени. Хегруны обожают действовать на этом уровне. Видимый свет возникает при определенных эманациях, вызванных вследствие осцилляции элементарных частиц при сильно пониженном энергетическом уровне. Частично такую реакцию вызывает деятельность глазного нерва. Замечали ли вы, что этот свет, в основном, исходит только от металлических поверхностей?
— Я бы не сказал.
Дзок, нахмурившись, покачал головой.
— Для того, чтобы перенести тело через энтропийный порог, требуется фантастическая энергия. Гораздо большая, чем для перемещения через А-линии, например. Вы говорите, что оказались там без всякой механической помощи?
Я кивнул.
— А что это за нулевое время?
— О, это очень сложное понятие, — Дзок внимательно следил за работой приборов, снимая их показания и занося данные в записную книжку. Как эксплуатационник шаттла он был на голову выше меня.
— При нормальных условиях мы движемся в направлении, которое можно для удобства назвать перемещением вперед. Перемещаясь по Сети, мы движемся перпендикулярно этому вектору, то есть, иными словами, в сторону. А нулевое время… Ну, представьте себе, что оно расположено под прямым углом к обоим векторам.
Это безжизненный континуум, в котором энергия течет странным образом.
— Тогда, выходит, это не город преобразился, а я сам? Выходит, что я вышел из своего нормального континуума и попал в состояние нулевого времени?
— Именно так, — сочувственно поморгал Дзок. — Я могу себе представить, в каком состоянии вы находились, думая иначе.
— Теперь я начинаю понимать случившееся, — сказал я. — Хегруны изучают Империум из нулевого времени, готовясь к вторжению. И их техника гораздо сильнее, чем та, что имеется у нас.
Поэтому нам понадобится помощь. Как вы думаете, Дзок, окажет нам ее ваша администрация?
— Я не знаю, Байард, — почти по-человечески пожал плечами Дзок. — Но будьте уверены, я сделаю все, что будет зависеть от меня.
Я спал беспокойным сном прямо на полу возле пульта управления, но Дзок разбудил меня. Встав за его спиной, я уставился на экран. Мы находились теперь среди витых башен и минаретов — розовых, желтых, светло-зеленых, устремленных в ясное утреннее небо.
— Боже, как прекрасно! — только и мог вымолвить я. Но тут же рассудок взял верх, и я задал сокровенный вопрос:
— А где ваш дом, Дзок? Уже близко?
— О, башни Зая! — почти пропел Дзок. — Ничто не может с ними сравниться!
— Хочется надеяться, что и прием будет соответствующим, — буркнул я.
— Послушайте, Байард, — нерешительно начал Дзок, — я должен вам что-то сказать. Э-э… откровенно говоря, у наших чиновников существует предубеждение против представителей гомо сапиенс. Предубеждение, возможно, безосновательное, но с ним все же придется считаться.
— Что? Предубеждение? — это меня сильно задело. — И что лежит в основе этого недоброжелательного отношения?
— Определенные расовые черты. У вас репутация жестоких, любящих насилие, существ.
— Понимаю. Мы не столь нежны и мягки, как хегруны, например. Но мне хотелось бы задать вам один вопрос, Дзок. Не могли бы вы припомнить, кто это ввязался в драку с хегрунами и овладел шаттлом, на котором мы сюда прибыли? А?
— Да, да, и у нас есть некоторая воинственность. Но вы, наверное заметили, что даже хегруны стремятся скорее захватить в плен, чем убить, и хотя они жестоки, это жестокость равнодушия, а не ненависти. Я видел, как вы пнули одного из них, когда вас бросили в камеру. Заметили ли вы, что он даже не попытался дать вам сдачи?
— Любой начнет мстить, если с ним обращаться жестоко.
— Но только вы, сапиенсы, систематически истребляли все другие формы гуманоидной жизни в своих естественных континуумах. — Дзок теперь слегка разволновался. — Вы, лишенные волосяного покрова, в каждой линии, где вы существуете — обитаете в одиночестве! Давным-давно, при первом столкновении «лысого» человека с нормальными волосатыми антропоидами, движимые чувством стыда за свою наготу, вы начали уничтожать ваших «волосатых» братьев. И даже сегодня, после стольких лет, вы окутаны древним комплексом вины и стыда, связанным с этим истреблением ни в чем неповинных существ.