Яо оторвалась от бумаги:
– Но мы же сами видели его около двух часов назад! Или, по крайней мере, эту одежду.
– Когда тело в таком состоянии, натянуть на него другую одежду невозможно – будут отваливаться целые куски кожи и мышечной ткани. А тут труп целенький, только очень разложившийся.
Я наклонился и вытащил из кармана френча у покойника газету:
– Яо, что это?
– Это «Жэньминь жебао» трехдневной давности. Из Пекина она могла попасть сюда максимум два дня назад. Нет, я вам говорю, это тот самый человек, который сегодня подходил к автолавке.
– Но что стало с его трупом?
– Вот это я и хочу узнать, вы же только что представлялись судмедэкспертом.
Во время практики мне приходилось иметь дело с разложившимися трупами, но в таком случае и одежда на них выглядела соответствующим образом. А тут – старый труп в новой одежде и свежайшей газетой в кармане.
– Мне приходилось слышать, – задумчиво протянул я, – что некоторые виды ядов ускоряют процесс разложения. Правда, не до такой степени… Если бы здесь нашелся освещенный сарай, пару резиновых перчаток и несколько хороших ножей, я бы дал вам более подробное заключение. Яо, а мы не должны дождаться полиции?
– У нас в Китае народная милиция, а не полиция. И пока она сюда доедет, от трупа вообще ничего не останется. Давайте, сделайте, что можете, и покончим с этим неприятным делом.
Тело павшего коммуниста занесли в какой-то относительно чистый сарай, мне принесли пару резиновых перчаток (садовых, естественно, а не медицинских), и пару садовых же кривых ножей. Морщась, я распорол на трупе всю одежду (что поделаешь – отвык), и принялся тщательно его осматривать.
Когда тело во многих местах совершенно сгнило, невозможно установить, был ли на нем змеиный укус. Тут мне пришло в голову, что покойный член КПК был полностью одет – брюки, френч, на ногах – тапочки. При этом одежда неплохо сохранилась. Я осмотрел ее – отверстий нигде нет, так что если это была змея, то она могла укусить только в руки или лицо (кстати, кисти рук наименее подвержены гниению, так как на них мало мышечной ткани).
Ничего не поделаешь. Придется вскрывать (я подсознательно старался оттянуть этот момент). По состоянию трахеи я предположил, что смерть наступила от остановки дыхания… Однако когда добрался до желудка, тут меня ждал такой сюрприз, что я чуть не упал в обморок.
В желудке разложившегося покойника находилась свежая рисовая каша!
С моих слов Яо быстро дописала протокол, а самые уважаемые жители деревни поставили под ним свои каракули. Я подписываться отказался, мотивируя это тем, что, дескать, не имею разрешения на практику.
– По-моему, он уже давно был трупом, а только прикидывался живым, – вполголоса сказал я переводчице. – С коммунистами это бывает, взять например Ленина – давно умер, а дело его живет…
Яо не поддержала шутки:
– Моя задача – свозить вас в долину и отправить обратно в Израиль, а не на китайскую каторгу. В нашей стране много людей знают язык северного соседа, так что чем осторожнее вы будете в своих высказываниях, тем лучше.
С опозданием больше чем на два часа, автолавка все же выехала из страшной деревни. Вечерело. Яо уселась поближе ко мне (я сидел внутри лавки на единственном кресле, а она примостилась на бауле с вещами, который, казалось, под ее весом даже не проминался) и сказала:
– Крестьяне говорили мне, что не впервые люди пропадают в той лощине. Но обычно трупов не находили, а сами местные боятся городских властей и предпочитают не поднимать шума. Если бы тот человек, которого вы сегодня вскрывали, не был членом партии, его бы и искать не пошли.
«Вот как хорошо быть коммунистом», – подумал я про себя, но не сказал. Привычка держать язык за зубами, забытая в Израиле, возвращалась вновь на уровне инстинкта.
– Я не думаю, чтобы он мог съесть ядовитое растение, – продолжала вслух размышлять Яо.
– Исключено! Тогда бы оно осталось у него в пищеводе!
– Возможно, его укусила какая-то ядовитая тварь… Животный мир Китая еще недостаточно хорошо изучен.
– Нигде не писали о подобных случаях? – я вынул из кармана блокнот и принялся вкратце записывать события сегодняшнего дня. Если не на газетный разворот, то на одну полосу материал уже есть. Боюсь только, что историю с ночной поездкой в синагогу к даосам редактор сочтет слишком неправдоподобной. Он и так постоянно напоминает мне: «Ты пишешь уже не в газету „Сенсация“, а в серьезное издание».
– Писали, – Яо усмехнулась. – Лет триста пятьдесят назад подобные случаи собирал Пу Сунлин, и опубликовал «Рассказы Ляо Чжая о необычайном». Они у китайских детей вроде ваших сказок Пушкина.
– Так что, вы хотите сказать, что такие вещи происходили и раньше?
– Естественно. Только их приписывали бесам и лесным духам.
Тут наша машина резко свернула с проселочной дороги и завалилась в кювет. Яо полетела с баула вверх ногами, а я чуть не расквасил себе нос о прилавок.
– В чем дело? – заорал я, вставая.
Яо, похоже, спросила у шофера то же самое. Он что-то удивленно лопотал, показывая пальцем в сторону заднего стекла, за которым виднелась пустая темная дорога.
– Он говорит, что навстречу ему двигалась машина – такая же автолавка, как та, на которой мы сейчас едем. Шофер еще удивился – в этих местах других автолавок нет. Дорога здесь узкая, разъехаться негде, а та машина не сворачивала. Когда съехались совсем близко, пришлось ему свернуть в кювет, чтобы избежать лобового столкновения.
– Тогда где же та машина?.. – я с трудом удерживался от нецензурных выражений, в рассуждении, что шофер их все равно не поймет, а Яо они могут обидеть. – Ладно, мы могли ее не заметить, и она уже скрылась за поворотом, но почему же мы ее не слышим?
Я сделал выразительный знак, призывающий всех замолчать.
Нас окружали только звуки ночного леса.
Возможно, шофер просто задремал за рулем и съехал в кювет?
Во всяком случае, засела машина плотно. Как ни пытались мы вытащить ее на широкую дорогу жизни – бесполезно.
– Утром я сбегаю в деревню и приведу подмогу, – наконец сказал утомившийся водитель. – Тут недалеко, километров двадцать.
– Так это три часа ходу! Давайте сбегаем, пока там все не легли спать! – предложил я переводчице.
– Это для вас три часа, – возразила она. – Мы, китайцы, люди невысокие, и шаг у нас короткий. Меньше чем за четыре часа нам такой путь не одолеть. Да и шоферу не очень-то хочется путешествовать по этим местам ночью.
– Ладно, тогда придется ночевать здесь. У меня в бауле есть палатка…
Яо опасливо оглянулась по сторонам:
– Кто знает, какие твари водятся в этом лесу. Лучше расстелем спальные мешки прямо в машине, а шофер будет спать в кабине.
Так и поступили. В автолавке было тесно, и мы улеглись с Яо на полу, голова к голове.
– Когда шофер пойдет в деревню за подмогой?
– Китайцы встают рано, – я услышал, как Яо хмыкнула. – Когда он уйдет, вы будете еще спать.
Мы полежали еще пару минут, и Яо стала молча вылезать из своего мешка.
– Куда это вы? – поинтересовался я.
– Мне надо выйти, – смущенно ответила она.
Признаться, я и сам давно чувствовал такую потребность (мантоу мы запивали некрепким просяным пивом), но вылезать из теплого спальника наружу очень уж не хотелось.
– Не нравятся мне эти места, – я тоже покинул свой мешок. – Я вас провожу.
– Ну, вот еще, – Яо засмеялась.
– Ничего, мне тоже надо прогуляться. Пойдем по разные стороны дороги, если что – кричите.
Мы вышли из автобуса, окунувшись во влажный и прохладный ночной воздух. Я почувствовал, что мне срочно необходимо опорожнить мочевой пузырь – чересчур долго мне пришлось сдерживаться. С криком:
– Если что, зовите на помощь!
я бросился под деревья.