— Людей… Они… Кхм… — открыл рот внимательно-слушающий старик. — Ты так это сказал, словно не являешься человеком? — он вопросительно посмотрел на Дмитрия, тот же, готовя ответ, откинулся на лавку, вперив серо-голубые глаза вдаль, за горизонт.
— Чего сразу не человек… Внешне все мы люди, но если ко многим присмотреться, то не очень-то и верится… Уж слишком они другие… — парень запнулся. — Словно бесноватые, как говорят верующие.
— Сам-то ты не верующий, уж это я знаю, но как относишься к Вере с большой буквы? — Совесть вперилась в глаза Дмитрию, а тот будто не замечая, ответил.
— Верю! Но не в того бога, которого поставили над всеми священнослужители, а в другого. Создавшего все вокруг, часть которого в каждом из нас и про чей голос внутри ты говорил! — немного боязливо, словно опасаясь стариковского негодования или насмешки, выдавил Дима. — И в бесноватых верю, потому что у самого есть знакомый, боящийся церквей и отвратительный по натуре, однако мне он, как ни странно, местами даже симпатичен, так как мыслит иначе от остальных. Мне единственное, что неясно… Чего именно они боятся? Бесноватые эти… Символов веры или мест скопления верующих? Ну типа церкви, мечети… Или истинно верующих священнослужителей? Тех, кто действительно обладает некой силой? — Дима поглядел на внимательно слушающего дедулю.
— Не могу знать, ведь ты сам не знаешь, — улыбнулся тот. — Верую, ибо нелепо, есть такое высказывание, отражающее ответ на заданный вопрос. Видимо, находящаяся в теле человека злобная сущность уверена, что именно там ей причинят боль, — дедушка по имени Совесть любовался стоящим на месте закатом, и отвечал, не глядя на парня.
— Понятно, что ничего не понятно… — пробормотал Дмитрий, помахивая в разные стороны скрученной газетой. — А я вот до сих пор не пойму… — заговорил он, и тут же новая фраза вылетела из его рта, заменив старую, о которой он моментально забыл. — Вообще жалко, что истинные факты, отражающие реальную суть этих, рвущихся к человеку существ так исказили сказками и легендами. Очень непонятно, кто да как, почему эти боятся тех, а те не любят этих, и кто вообще откуда взялся… — выпалив немного неясный, простой набор фраз, парень остановился и подпер газетой подбородок, с любопытством стрельнув глазами в сторону и не пошелохнувшегося деда.
— Правды тебе никто не скажет, ибо она чересчур не подходит к той реальности земного мира, какую его жители видят сегодня. Настоящую реальность прячут, ибо человек по своей сути является безмозглым созданием, которое существует, а не живет, «благодаря» кем-то придуманным, насильно навязанным ценностям и вбитым в голову ложным знаниям. Редкие люди мыслят сами… Большинство представителей человеческой расы запрограммировано на выполнение определенных действий, и изменение этой программы грозит уничтожением самой системы, а она слишком себя любит и ценит! Система жизни нынешнего человеческого общества давно превратилась в эгоистичное живое существо и желает вернуть любого ее покидающего, ибо перестает получать капельку питания… — размеренно вымолвил старик, не глядя на Диму, а тот, убрав газету от подбородка, пробормотал:
— Запрограммированные люди… Система… Короче Матрица… Где-то я уже слышал подобные слова, причем недавно… — он шумно вздохнул свежий морской воздух и вытянулся, похрустев шейными позвонками. — Длинный здесь день, да?
— Немаленький! — улыбнувшись, кивнула Совесть. — Так вот. Насчет программирования людей… Ты посуди сам, человек только научился ходить, а его сразу в детский сад отправляют, затем школа, институт, и наконец, бессмысленная работа и все примерно в одно и тоже время суток! Человечество готовят жить по единому сценарию, навязывая сей принцип всеобщего существования уже с пеленок, и естественно подобные догматы накрепко вбиваются в головы каждого жителя Земли, фанатично-верующего, что он делает так, КАК НУЖНО! Любое нарушение правил системы, либо видение чего-то отсутствующего в школьной и жизненной программах, вгоняет людей в панику и они сходят с ума! Самый элементарный пример — это бросить пить, обосновав собственным нежеланием из-за вреда алкоголя! Да тебя уважать перестанут, посчитав больным, опасным, ущербным, короче не таким, как все! Или перестань ежедневно работать, занявшись любимым, приносящим доход делом, и все тут же станут рассказывать друг другу, что ты скоро умрешь от голода и останешься без пенсии! И это говорят те, кто живет, словно куриные яйца, все такие разные, особенно в профиль! — разгоряченный старикан гневно хмыкнул от накатившей злости.
— Не спорю… — Дима уже пару минут ходил туда-обратно по мягкому песку, найдя невидимую тропинку буквально в паре метров от теплой лавки. — Ты неплохая совесть… По-крайней мере бываешь такой… — он улыбнулся, обернувшись к благообразному старичку. — Выслушиваешь все меня волнующее, помогаешь получить ответы на наболевшие вопросы! Это успокаивает… Еще один вопрос кстати! Где я сейчас сплю? Никак не могу вспомнить! Дома или опять по пьяни, куда подальше в лесок завалился, чтобы дрыхнуть не мешали? — Дмитрий любопытствующе уставился на закашлявшегося милого дедушку.
— Если я скажу, где ты спишь, то тебе это определенно не понравится… — откашлявшись, вымолвил старик, неохотно глядя на замершего в ожидании ответа парня.
— Где я только не просыпался… — горько хмыкнул юноша, оттянув ворот футболки и посмотрев себе на грудь. — Говори ты уже! Даже, если я умер и навечно в этом сне, то лучше горькая правда, чем туманное неведение! — парень с надеждой взглянул на Совесть, отпустив футболку обратно к шее.
— По словам твоим, да сбудется… Сам того не ведающий, несчастный провидец… — грустно опустил глаза старик и сделал шаг назад. — Ты умер, но в тоже время спишь и сейчас откроешь глаза… Еще увидимся! — кивнул он Дмитрию, замершему, как истукан.
— Как уме… — парень не успел закончить фразу, ибо шелест волн превратился в закладывающий уши гул, быстро перешедший в невообразимый рев и исходящее паром море поднялось огромной дымящейся волной, подхватив заживо варящегося мальчишку.
Волна соленого кипятка понесла булькающего, пронизываемого болью Диму в странно знакомое место, так как при выныривание из кипящей воды он видел ужасную, будто вышедшую из глубин Средневековья комнату, набитую пыточным инструментом, а в ней… В ней стоял и смотрел сверху вниз старый черт с огромными рогами, одетый в заляпанный кровью, мясницкий фартук.
Боль… Сильная и почти невыносимая, бьющая в голову из правого локтя, обоих сторон обожженной головы и кисти левой руки…
«А почему не из пальцев?!», — вынырнувший из пустого, совершенно без снов забытья Дмитрий быстро, хоть и чувствовал себя неспособным ни на что-либо, повернул шею и замер в страхе, заморозившем тело.
Желудок, несмотря на холод, все-таки принялся чем-то заполняться и спустя пару секунд посчитал необходимым выплеснуться… Горькая рвота, одной желчью, больно и медленно потекла из бьющегося в судорожном кашле парня, старающегося не ударяться шеей об поржавевший обруч, после увиденного им зрелища не для слабаков…
Его рука… А точнее всего лишь ее половина… Место, где не стало привычной ему частички до сих пор отмечалось гвоздем, правда уже не торчащим, а вбитым по самую шляпку. Если лучше приглядеться, то можно было рассмотреть еще много шляпок примерно там же, практически одна на одной, рассказывающих, что здесь до него прошло немало несчастных. Но при всем этом его гвоздь отличался от металлических собратьев размазанными рядом кусочками костей и мышц, а все остальное, скорее всего неаккуратной кучей валялось под пыточным столом, ибо жареным в пыточной комнате не пахло. Зато остаток искалеченной руки был аккуратно перемотан такой же ниткой, что и обрубки пальцев и из нее совсем не текла кровь… Оставалось прижечь и все…Лечение закончено…