Занеся последний чемодан и захлопнув за собой дверь, Леша зашел в комнату и сел перед Викой на корточки. Она оглядывала свою квартиру, которую не видела несколько недель, и ей сейчас нравилось находиться здесь. Она подавила в себе чувство негодования, которое готово было вырваться наружу из-за того, что все завоеванное в один миг исчезло, и она откатилась назад, да так далеко назад, что теперь ее жизнь, даже задолго до победы на конкурсе, представлялась ей несбыточным счастьем. Подавила эмоции и просто старалась не думать об этом. За последнее время она научилась немного контролировать свои мысли и находить прекрасное в том, что раньше ей казалось сущей ерундой. Вот и сейчас она сидела и наслаждалась родным домом, несмотря на то, что еще так недавно очень хотела съехать отсюда, считая это место стариковской дырой.
— Леш, а можно я дома останусь? Выпиши меня из больницы, так надоело там лежать, — попросила Вика.
— Но ты еще совсем беспомощна и слаба! Ты совсем мало пробыла в больнице! Кто здесь за тобой смотреть будет?
— Мама говорила, что будет со мной дома сидеть. Я буду делать все, как ты скажешь! А ты сможешь приходить ко мне в любое время, как захочешь, — пообещала Вика. — Я тебе даже ключи дам — я же тебе не смогу открыть. Там на этажерке возьми.
Леша задумался.
— Но ты даже в туалет сама не можешь сходить. Когда твоя мама обещала освободиться и сидеть с тобой?
— Да хоть с завтрашнего дня! — сказала девушка.
— Ну, смотри. Хорошо. Только делать будешь все что скажу и никакой самодеятельности! — строгим голосом сказал молодой человек.
— Есть командир! — со смешком ответила она.
Час спустя Леша уехал назад на работу, оставив ее одну. Вика позвонила маме и сказала, что ее выписали из больницы.
Она сидела в кресле, в котором оставил ее Леша и уже скучала, несмотря на то, что перед ней был включен телевизор с уже полюбившимися программами. Но тут ее ждал сюрприз — послышалось ковыряние ключей в замке, и вошел Леша, а за собой, задевая колесами за дверной косяк, втащил кресло-каталку.
— Я тебе достал неплохое кресло, пусть не самое навороченное, без электромотора, но пока пусть такое. По крайней мере, сможешь по квартире самостоятельно передвигаться, — сказал он и осторожно пересадил ее в новое кресло.
— Ты такой заботливый, — сказала Вика. Она все яснее понимала, что Леша, как мужчина, стоял на голову выше всех остальных мужчин, встречавшихся ей в жизни. — Ты мой герой просто!
— Герой, герой. Удобно? Когда надо ехать — крутишь руками вот эти обода, — объяснил он.
— Да уж видела раньше, — вздохнула девушка.
Когда Леша снова уехал, она начала осваивать свое кресло. После нескольких недель неподвижного лежания на кровати, ей казалось, что она почти ходит. Вика поехала на кухню и поставила чайник. Заварив зеленый чай, выехала на балкон и смотрела вниз со своего третьего этажа на летнюю улицу. Во дворе, между старыми пятиэтажками, сушилось белье, слышались звуки телевизора из открытого окна, в песочнице ковырялись маленькие дети под присмотром мам. Все было как обычно. Ей теперь было приятно смотреть на спокойные ежедневные человеческие дела, не пропитанные скоростью, деньгами и соревновательным духом — всем тем, чем она жила еще месяц назад.
Когда она была деловая, то не замечала простых ежеминутных радостей. Ей важно было сорвать главный приз, и остальное ее интересовало исключительно лишь по мере полезности. Если от какого-то занятия или человека не было пользы, то это занятие или человек ее не интересовали.
Теперь, по понятным причинам, ей было неприятно думать о скоростной и хищнической жизни — она сошла с дистанции и никогда на нее не вернется. Но она постепенно училась радоваться простому. Не деньгам или победам, а пению птиц, смеху детей, самым незатейливым радостям жизни. Иногда она этим напоминала себе старую бабку, у которой ничего кроме подобных радостей уже нет. Неужели она так быстро превратилась в бабку? Или может дело не в старости, а в мудрости — чтобы отличать настоящие ценности от мишуры нужно прожить жизнь. А она, получается, приобрела такой жизненный опыт экстерном.
Ей нравились ее душевные перемены, то, какой она стала. Если судьба с ее телом сыграла злую шутку, изуродовав его, то духовно все было наоборот — она как будто стала намного мудрее за очень короткий срок и совсем по-другому стала смотреть на вещи.
Сейчас ей показалось нечестным скрывать от Миши свою ситуацию. Он ведь строит какие-то планы на жизнь, и в этих планах есть она. А она прекрасно знает, что никогда уже не будет в этих его планах, по крайней мере, в той роли, которую он ей отводит.
— Надо немедленно ему позвонить, — вслух произнесла она и достала телефон. — Алло, Миш, привет! Я тебе должна кое-что очень важное рассказать! Не надо приезжать, я сначала по телефону расскажу, а уж ты потом сам думай, захочешь приезжать или нет, — говорила она, не давая ему вставить слово. — Я скрывала от тебя, что теперь не могу ходить. Ты должен это знать. Я была не права, что не рассказала сразу, как только узнала. Во время аварии у меня перебило позвоночник, и теперь я в кресле-каталке и, похоже, навсегда. Но вот теперь ты все знаешь и если бросишь меня, я не обижусь — пойму. Я сама не знаю, как бы повела себя на твоем месте и высокопарных фраз говорить не буду и от тебя их не требую. Вот так вот, мой милый Миша. Так все невесело и банально со мной случилось. Теперь я положу трубку, а ты думай и если не позвонишь… В общем, я пойму и не обижусь.
Положив трубку, Вика почувствовала, как по щеке течет слеза. Ей опять стало жалко себя и свою сломанную жизнь. А ведь ей только двадцать один! Когда ей будет всего тридцать, она уже почти десять лет, как будет вести инвалидный образ жизни! А как рожать детей?
Девушка судорожно вздохнула и попыталась успокоиться, глядя на двор. Дрема окутала ее и, откинув голову, она забылась сном, как вдруг ее разбудил звонок в дверь. Задевая углы, она покатила свое кресло в прихожую и, открыв, обнаружила Михаила с цветами.
— Вика! Милая! Что же я наделал?! Зачем я позволил тебе ехать провожать меня?! — сказал он и встал перед ней на одно колено.
— Ты тут ни при чем. Не смей себя винить! Я взрослая и сама знала, что делаю, — сказала Вика. — Встань с колен! Пошли на кухню, расскажи, как в Испанию слетал, и вообще чего нового в твоей жизни без меня было.
— В Испании все хорошо. А еще так удачно складывается, что мы в Москве филиал открываем. С моей подачи Вик. Как ты просила, — сказал Михаил, глядя на ее кресло.
— Спасибо, Миш, что ты это сделал ради наших отношений. Уже за одно это спасибо. Но какая мне теперь Москва? Что я там буду делать, даже если переду туда?
— Я даже не знаю, что сказать. Ты меня как холодной водой окатила, когда сейчас по телефону рассказала это. А что врачи говорят?
— Два позвонка раздробило, и спинной мозг в трех местах перебило. Тут уже ничего не поделаешь, ни у нас, ни в Германии, ни где-то еще. Чудес не бывает — ходить я, наверное, никогда не смогу. Так что если разойдемся, то я не буду в обиде. Я же понимаю, что толку от меня теперь нет. Ходить не могу, сексом заниматься не могу, рожать не могу, я теперь почти ничего не могу. Зато заботиться обо мне теперь надо неусыпно, как за овощем.
Зазвонил мобильный телефон Михаила.
— Извини, отвечу. Да, Сереж! — Михаил сначала нахмурившись слушал, потом сказал: — Ничего не надо делать с активами этих фирм! Какие изменения?! Сереж, ни в коем случае не трогать эти активы!
Убрав трубку, он улыбнулся и тронул девушку за руку.
— Вик, я не хочу тебя бросать. Между нами успели появиться весьма крепкие чувства, и я не хочу вот так все терять, несмотря…