Выпив чай, я посмотрела в окно. Дежурного нигде не было видно. Что теперь?
— Давай уходить, пока не поздно, — сказала Нина.
И мы ушли…
Было еще слишком рано, чтобы приступить к выполнению нашего следующего плана — перейти через польско-чешскую границу в Чехословакию. Катовицы находились как раз на польско-чешской границе. Нужно было дождаться темноты, а потом действовать.
Часов до восьми мы скитались то по улицам городка, то на вокзале. Затем в зале ожидания мы узнали, что через полчаса уходит пассажирский поезд в Прагу. Это, конечно, нам сказали спекулянты. Их и здесь было полно. Некоторые даже покупали себе билеты, несмотря на то, что не имели разрешения переходить границу. А формальности для перехода границы соблюдались строго. Нужны были разные разрешения от военных и местных властей.
Спекулянты объяснили нам, как можно обойти контроль и влезть в вагон. Мы точно следовали их советам и, когда стемнело, перелезли через забор вблизи контроля и незаметно сели в поезд.
В уютном теплом купе, где мы очутились, сидели хорошо одетые, вежливые пассажиры. Здесь не было ни репатриантов, ни мешочников, ни инвалидов. Может, они и были где, но не бросались так в глаза, как у нас на Востоке. Но несмотря на то, что внешне мы с Ниной теперь ничем не отличались от других, рядом сидевших, мы все же волновались, не зная, что нас ожидает. Конечно, мы не показывали вида. Когда, наконец, поезд двинулся, мы вздохнули с облегчением.
Приблизительно на полпути в Прагу вошел кондуктор проверять билеты. А билетов у нас не было. Деньги, которые мы получили за простыню, мы потратили на выкуп чемодана из камеры хранения и на обед в городке, когда скитались по его улицам, ожидая отъезда Григорьева с делегацией.
— Билеты, пожалуйста, — сказал кондуктор вежливым тоном.
Пассажиры вынимали свои билеты и показывали ему, а он учтиво благодарил их. Когда очередь дошла до нас, я вытащила направление от коменданта и протянула ему.
— Что это? — спросил кондуктор, глядя в недоумении на бумагу.
— Вы не понимаете по-русски? — сказала я с напускным удивлением.
Я заметила, как кондуктор немного растерялся. Несколько секунд он вертел бумажку в руках и глядел на красную печать с серпом и молотом.
— Это значит, — поспешила я объяснить ему, — что по этому документу мы имеем право ехать без билетов.
Услышав это, кондуктор протянул мне бумажку обратно, вежливо поклонился и пошел дальше.
Опять нам с Ниной повезло. После освобождения от немцев на русских везде смотрели как на победителей, и все русское для иностранцев было большим авторитетом. Это особенно было заметно в Чехословакии. Чехи просто обожали все русское.
— Русская комендатура! — сказала я громко, когда нас задержали в Праге у выхода. Эти слова опять произвели чудо: нас без разговоров пропустили. Очутившись в большом зале вокзала, на одном из маленьких окошек я действительно увидела вывеску: «Русская комендатура». А немного дальше, на дверях у входа в отдельный зал была тоже вывеска по-русски: «Зал ожидания для офицеров».
Не долго раздумывая, мы с Ниной вошли туда и спокойно уселись на одной из лавочек. Была еще ночь, но скоро начало светать. Несмотря на такое раннее время, зал вокзала был переполнен. Люди входили и выходили. Одни приезжали, другие уезжали, третьи встречали или провожали своих друзей. А некоторые просто стояли группами и глазели на все, что творилось вокруг них. Как видно, и здесь вокзал был центральным местом встреч и расставаний. Но также и местом всевозможных сделок, легальных и нелегальных. И здесь, как в Катовицах, еще сильнее чувствовался западноевропейский дух жизни. Конечно, Чехословакия почти не пострадала от войны. Не было разрушенных и сожженных зданий, как в других странах восточной Европы. Все шло своим нормальным путем. Люди занимались своими делами, почти так, как и до войны, работали, ездили, куда-то спешили, гуляли, веселились. Единственное, что нарушало эту мирную картину жизни, — везде было много военных, особенно русских.
В зале ожидания для русских офицеров многие сидя дремали. Некоторые играли в карты. Другие просто разговаривали друг с другом. На нас никто не обратил особого внимания, и мы успокоились. Мы просто сидели, отдыхая, но вздремнуть не решились. Немного позже в зал вошел высокий стройный офицер в военно-воздушной форме. В одной руке он нес маленький чемоданчик, а другая висела на перевязи, и из нее торчали какие-то бумажные кульки. Он сел недалеко от нас и сразу же заговорил: