— Я должна сейчас же оставить больницу, — сказала я и объяснила ему наше положение, на что он ответил:
— С беженцами только хлопоты.
Он дал мне подписать какие-то бумаги, что я ухожу из больницы добровольно и под свою ответственность. Счет за мое лечение и пребывание в больнице берет на себя Красный Крест. Затем мне забинтовали голову и дали с собой бинты и некоторые медикаменты.
Возвратясь в гостиницу, мы поблагодарили наших благодетелей и начали паковать узелки. Чемодана мы с собой брать не могли. С ним было бы тяжело тащиться через лес до чешско-баварской границы. Когда стемнело, мы встретились в условленном месте со священником. С ним было еще пять молодых парней.
Священник молча перекрестил нас всех, и мы пошли лесом в западном направлении. Скоро начался мелкий дождик. Было сыро. По полянам и между деревьями тянулся туман, что немного затрудняло наше продвижение вперед. Чем глубже мы входили в лес, тем чаще слышался какой-то шум, вроде дальних выстрелов. Иногда слышно было, как где-то совсем близко пролетала машина, вероятно американский джип. Так как мы старались держаться поближе к дороге, нам часто приходилось бросаться на землю, чтобы нас не увидели проезжающие мимо американские пограничники.
— Когда мы придем в Баварию, мы зарегистрируемся в лагере беженцев. Мы выдадим себя за поляков, венгров или чехов, потому что никого из этих национальностей не принуждают возвращаться в их страны, — рассказывал нам священник. — Только советских граждан насильно отправляют на родину. А потом когда-нибудь мы сможем эмигрировать в другую страну.
В нашей группе было два немца. Они убегали из Чехословакии, потому что чехи обращались с немцами, как с пленными. Они шли домой, в Германию. Один из них был баварец. Он знал эти места и вел нас к нашей цели.
Уже стоял декабрь, и было холодно. Сырость пронизывала нас до костей. Трава была мокрая и высокая. От ползания по земле наша одежда отяжелела. Время от времени мы молча останавливались и, оглядываясь по сторонам, прислушивались к шуму леса. Было нелегко пролезать через кусты и заросли деревьев. Но нам надо было не терять направления и не отходить далеко от главной дороги. Так мы пробирались всю ночь. Но вот на востоке засветился горизонт.
— Если все обойдется хорошо, — шептал наш баварский спутник, — то минут через пятнадцать мы уже будем в Баварии.
А через пятнадцать минут он опять прошептал:
— Немцы!
Мы посмотрели в том направлении, куда он показывал рукой, и увидели двух немцев в зеленой пограничной форме. Они спокойно шагали по поляне и вскоре скрылись в кустах.
Еще через несколько минут, когда все опасности, казалось, миновали и мы уже находились на полкилометра внутри Баварии, мы вышли на широкую асфальтовую дорогу. Было совсем безлюдно. Мы остановились и оглянулись на восток: там осталась часть нашей жизни. Там подымалось солнце.
Первым шел священник. За ним, слева и справа, Нина и я. А за нами — пять молодых парней, немцев и русских. Из-за ходьбы всю ночь по мокрому лесу наша обувь намокла и стала тяжелой. Мой бинт на голове сполз на бок, и в одном месте просачивалась кровь.
Мы тяжело ступали по мокрой дороге. Еще раз остановились и в последний раз посмотрели на восток. Затем мы опять повернули на запад, и на наших молодых лицах просияла улыбка: перед нами свобода!
Только священник не улыбался. Он был стар и уже во второй раз покидал свою родину. Вероятно, он знал, что нас ожидает. Свобода! Да. Политическая. Но будет ли свобода в человеческом смысле? Сможем ли мы преодолеть все предубеждения, которым поневоле каждый подвергается на чужбине? Сможем ли мы смириться с потерей родных и друзей?
В то время как мы, молодые, улыбались от счастья, он шел с поникшей головой, задумчив и печален. А солнце за нами поднималось все выше и выше, и его косые лучи бросали перед нами длинные тени…