Глава IX
Пещеры
Фон Хорст испытывал ощущение покоя и блаженства. Он осознал, что просыпается после долгого и освежающего сна. Он не открывал глаз. Ему было так удобно, что не хотелось делать это.
Восхитительное состояние длилось недолго — фон Хорст почувствовал головную боль. С возвращением сознания нервная система начала сигнализировать, что с ним далеко не все в порядке. Ощущение покоя уходило вместе со сном. Он открыл глаза и увидел над собой лицо Ла-джа, склонившейся над ним. Его голова лежала у нее на коленях. Она гладила его лоб своей мягкой ладонью.
— Ты в порядке, Фон? — прошептала она. — Ты не умрешь?
Он криво улыбнулся ей.
— О, Смерть! Где твое жало? — процитировал он.
— Он не ужалил тебя, — успокоила его Ла-джа, — он ударил тебя лапой.
Фон Хорст улыбнулся:
— Голова у меня болит так, как будто он ударил меня кузнечным молотом. Где он? Что с ним стало? — Он с трудом повернул голову и увидел лежащего без движения динозавра.
— Он умер, как только ударил тебя, — объяснила девушка. — Ты очень храбрый человек, Фон.
— Ты очень храбрая девушка, — ответил он. — Я видел, как ты бежала ко мне на помощь. Тебе не стоило этого делать.
— Разве я могла стоять и смотреть, как тебя убивают, когда ты вызвал ярость этого зарайта на себя, чтобы спасти меня?
— Так это был зарайт?
— Да, детеныш, — ответила девушка. — Хорошо, что не взрослый, хотя, конечно, взрослого в лесу не встретишь.
— Почему?
— Во-первых, он слишком велик; к тому же, он не найдет здесь еду. Взрослый зарайт в длину в восемь раз больше роста мужчины. Он не сможет легко двигаться среди деревьев, а стоя на задних лапах, он будет стукаться головой о ветви. Они охотятся на тагов и тандоров и другую крупную дичь, которая редко заходит в лес, — по крайней мере, в такой.
Попытавшись представить себе взрослую рептилию, фон Хорст мысленно присвистнул.
— Да, — сказал он, — хорошо, что мы наткнулись на сынка, а не на папашу. А что стало с тем человекоподобным, за которым он гнался?
— Он так и не остановился. Я видела, как он оглянулся после громкого звука из той штуки, которую ты называешь пистолетом, но не остановился. Я считаю, что он должен был вернуться, чтобы помочь тебе; наверное, он думал, что у тебя голова не в порядке, раз ты не убежал. Надо быть очень смелым, чтобы не убежать от зарайта.
— Бежать-то было некуда. Если бы можно было скрыться от него, я бы до сих пор еще бежал.
— Я в это не верю, — сказала Ла-джа. — Газ бы бежал, но не ты.
— Значит, я тебе нравлюсь чуть-чуть больше, чем Газ? — спросил он, рассчитывая на дружбу этой дикой маленькой девушки каменного мира.
— Нет, — с выражением сказала Ла-джа, — ты мне совсем не нравишься, но я узнаю смелого человека, когда вижу его.
— А почему я тебе не нравлюсь, Ла-джа? — спросил он с придыханием. — Ты мне нравишься. Очень нравишься…
— Ты мне не нравишься, потому что у тебя голова не в порядке; к тому же, ты не из моего племени и ты пытался командовать мною, как будто я принадлежу тебе.
— Теперь-то у меня точно голова не в порядке, — признал он, — но это не влияет на мои положительные качества. Правда, я ничего не могу сделать с тем, что я не из твоего племени. Ты не можешь попрекать меня этим. Это — ошибка моих родителей, что они родились не в Пеллюсидаре, и ты не можешь винить их за это, ведь они даже и не слышали о таком месте. А командовал я тобой только для твоего блага.
— А еще мне не нравится, что ты смеешься надо мной, думая, что мир, из которого ты пришел, намного лучше Пеллюсидара, и у людей там больше мозгов.
— Скажи мне, Ла-джа, смогу ли я когда-нибудь понравиться тебе? — спросил он более серьезно.
— Нет, — сказала она, — ты раньше умрешь.
— Я думаю, об этом побеспокоится Газ? — спросил он.
— Газ или кто-нибудь еще из людей моего племени.
Ты уже можешь встать?
— Мне очень хорошо, — сказал он. — У меня никогда не было столь удобной подушки.
Она мягко приподняла его голову и положила на землю, после чего встала.
— Ты всегда смеешься надо мной, — сказала она.
Он поднялся на ноги.
— С тобой, Ла-джа, но никогда над тобой.
Она внимательно посмотрела на него, как бы обдумывая его слова. Она пыталась, несомненно, найти в его словах какой-то двойной смысл, но ничего не сказала.
— Ты сможешь идти? — вот и все, что она произнесла.
— Я еле жив после такого удара, — ответил он, — но я пойду. Давай, веди меня в Ло-гар, в руки к Газу.
Они продолжили свой путь по лесу, изредка перекидываясь словами. Наконец, они подошли к крутой скале, которая загораживала им путь по прямой. Ла-джа повернула налево и пошла вдоль ее подножия. Она без колебаний выбрала направление, и тогда фон Хорст спросил ее, почему она повернула налево, а не направо.
— Если не знаешь и не можешь идти туда, куда указывает твоя голова, надо повернуть налево и идти, куда указывает сердце.
Он кивнул с пониманием.
— Неплохая мысль, — сказал он. — По крайней мере, избавляет от ненужных размышлений. — Он посмотрел на скалу, пытаясь на глаз измерить ее высоту.
Он увидел те же деревья, что и в лесу, и что-то еще — мельком, что-то движущееся, и, как ему показалось, уже знакомое ему.
— За нами следят, — сказал он.
Ла-джа посмотрела вверх.
— Ты что-то видел? — спросила она.
Он кивнул:
— Там наш беловолосый друг, или похожий на него.
— Он не наш друг, — поняла его буквально Ла-джа.
— Я просто шучу, — объяснил он.
— Хотела бы я, чтобы ты мне нравился, — сказала Ла-джа.
Он посмотрел на нее с удивлением.
— Я бы хотела, чтобы мне нравился человек, который может шутить перед лицом опасности, — сказала она.
— Ну, попробуй; но ты на самом деле думаешь, что этот парень опасен? Мне не показалось, что его надо бояться, когда он со всех ног удирал от зарайта.
Она нахмурилась и вопросительно посмотрела на него.
— Иногда ты выглядишь совсем как остальные, — сказала она, — но стоит тебе произнести что-нибудь, и я понимаю: твоя голова очень больна.
Фон Хорст рассмеялся:
— Да, думаю, юмор двадцатого века не очень-то ценится в плейстоцене.
— Ну вот ты опять! — крикнула она. — Даже мой очень мудрый отец не понял бы, о чем ты говоришь половину времени.
Двигаясь вдоль скалы, они постоянно были настороже.
— Почему ты думаешь, что этот беловолосый опасен? — спросил он.
— В одиночку он нам не страшен; но где есть один, там может быть и племя, а любое племя чужаков опасно для нас. Мы находимся в их стране. Им известны места, где они без труда смогут поймать нас и убить.
Мы даже не знаем, что находится, скажем, за поворотом тропы. Если это Лес смерти, люди, живущие здесь, опасны, потому что они не такие, как остальные. От отца к сыну передаются рассказы о странных вещах, происходящих в этом лесу. Мой народ — храбрый народ, но есть такое, с чем не совладать и с помощью оружия. Если это действительно Лес смерти, мы никогда не попадем в Ло-гар.
— Бедный Газ! — воскликнул фон Хорст.
— О чем это ты?
— Мне его жаль, ведь он лишится удовольствия убить меня или взять тебя в жены.
Она посмотрела на него с отвращением и замолчала.
Оба они искали признаки тех, кто шел по их следу; но ни единый звук не нарушал мертвую тишину леса, и они пока не видели ничего, что могло бы усилить их подозрение, поэтому они решили, что никто уже не следит за ними, и успокоились.
Они подошли ко входу в пещеру в скале, а так как они уже давно не спали, фон Хорст предложил зайти внутрь и отдохнуть. У него все еще болела голова, и он чувствовал, что нужно поспать. Вход в пещеру был довольно маленьким, и для того, чтобы проникнуть в нее, фон Хорсту пришлось встать на четвереньки. Он выставил впереди себя копье и несколько раз ткнул в воздух, чтобы проверить, не затаился ли в темноте какой-нибудь зверь.
Убедившись, что все в порядке, он вполз в пещеру; через мгновение Ла-джа присоединилась к нему. Быстрый осмотр показал, что пещера уходила глубоко в скалу, но так как им нужно было только место для сна, они легли неподалеку от входа. Фон Хорст лег головой к отверстию с копьем наготове на случай проникновения какого-нибудь непрошеного гостя. Ла-джа легла в нескольких шагах от него, ближе к центру пещеры.