— Может быть, ты сможешь помочь нам, — сказал фон Хорст.
— Как? — спросил Дерг.
— Помоги нам бежать.
— Вы не сможете убежать, — сказал Дерг.
— Эти люди ведь не сидят в большой пещере все время? — спросил европеец.
— Если они уйдут, Торп оставит охрану.
Фон Хорст немного подумал и спросил их странного гостя:
— Ты хотел бы быть вождем, не так ли?
— Ш-ш-ш! — предупредительно зашипел Дерг. — Никто не должен слышать этого. Но откуда ты знаешь.
— Я многое знаю, — таинственным шепотом ответил фон Хорст.
Дерг испуганно посмотрел на него.
— Я знал, что вы не такие, как остальные гилоки, — сказал он. — Вы другие. Может, вы из другой жизни, из того другого мира, о котором у горбусов есть тени воспоминаний. Да, это уже забыто, но все равно всегда находится что-нибудь, что напоминает нам о нем. Скажите мне, кто вы? Откуда вы пришли?
— Меня зовут Фон, я пришел из внешнего мира, мира, который сильно отличается от вашего.
— Я знал! — воскликнул Дерг. — Другой мир должен существовать. Когда-то мы, горбусы, жили в нем.
Это был счастливый мир, но за то, что мы сделали, нас выслали жить сюда, в этот темный лес.
— Я не понимаю, — сказал фон Хорст. — Вы не из моего мира, там нет таких, как вы.
— Тогда мы были другими, — сказал Дерг. — Мы все чувствуем, что мы были другими. Наши воспоминания расплывчаты. Четко мы помним только тех, кого мы убили, — мы видим их и то, как мы их убили; но мы не видим себя в то время. Это настоящая пытка, она почти сводит нас с ума — не видеть всего, не помнить всего.
Я вижу троих, которых убил топором — моего отца и двух старших братьев, — я сделал это, чтобы получить что-то, что было у них, не знаю, что. Теперь я голый горбус, который питается человеческими телами. Некоторые из нас думают, что мы наказаны.
— Что ты знаешь о топорах? — спросил фон Хорст, заинтересованный этим странным рассказом.
— Я ничего не знаю о топорах кроме того, что я убил топором отца и двух братьев. Кинжалом я зарезал мужчину. Я ясно вижу его перекошенное болью лицо, а остальное — нечетко. На нем была синяя одежда с блестящими пуговицами. Он смотрит на меня. Что за слова я только что сказал? Все ушло, все. Нас мучают расплывчатые картины, которые никак не удается запомнить.
— У вас все страдают от этого? — спросил фон Хорст.
— Да, — сказал Дерг. — Мы все видим тех, кого убили; это единственные воспоминания, которые хранятся в памяти постоянно.
— Вы убийцы?
— Да. Я — один из лучших. Семь женщин Торпа — ничто. Некоторых он убил, когда они занимались с ним любовью — он душил их. Одну он задушил ее собственными волосами. Он всегда хвастается этим.
— Зачем он убивал их? — спросила Ла-джа.
— Он хотел что-то, что было у них. Это так же, как у всех нас. Я не знаю, чего я хотел, когда убивал отца и братьев, и другие тоже не знают. Что бы это ни было, мы этого не получили, ведь здесь у нас ничего нет.
Единственное, чего мы жаждем — еды, и ее у нас достаточно. Ради еды никто не убивал. От этого только голова болит. Мы едим, потому что верим, что если не будем есть, мы умрем и попадем в место, которое еще хуже этого.
— Вам не нравится есть? — спросил фон Хорст. — Что же вам нравится?
— Ничего. В Лесу смерти нет счастья. Здесь только холод, безнадежность, боль и страх. Есть еще ненависть. Мы ненавидим друг друга. Возможно, мы получаем от этого какое-то удовлетворение, но небольшое.
Мы все ненавидим.
Я получил небольшое удовольствие от того, что захотел освободить вас, но это — другое, это что-то необычное. Это — первое удовольствие, которое я получил за все время. Именно так я определил это ощущение, потому что, когда я испытал его, я забыл о холоде, безнадежности, боли и страхе.
— Вы все убийцы? — спросила Ла-джа.
— Все кого-нибудь убили, — ответил Дерг. — Видели ту старуху, которая сидела, закрыв лицо руками?
Она лишила счастья двух людей. Она помнит это довольно отчетливо. Мужчину и женщину. Они очень любили друг друга. Все, о чем они просили — оставить их одних и позволить им быть счастливыми.
Тот мужчина, который стоял у нее за спиной, убил нечто более прекрасное, чем жизнь. Любовь. Он убил любовь своей жены.
Да, каждый из нас — убийца, но я счастлив, что убил людей, а не счастье или любовь.
— Возможно, ты прав, — сказал фон Хорст. — В мире достаточно людей и намного меньше счастья и любви.
Внезапная суматоха в большой пещере прервала их разговор. Дерг вскочил и оставил их, а фон Хорст и Ла-джа, выглянув наружу, увидели, как в пещеру втащили двух пленников.
— Еще пища в кладовую, — заметил фон Хорст.
— И им даже не нравится есть ее, — сказала Ла-джа. — Интересно, а что если Дерг сказал нам правду — я имею в виду эти рассказы об убийствах и о другой жизни, о которой они забыли.
Фон Хорст покачал головой:
— Не знаю, но если это так, — то мы получили ответ на вопрос, который волновал многие поколения людей во внешнем мире.
— Гляди, — сказала Ла-джа, — они волокут пленников сюда.
— В загон для откорма, — сказал фон Хорст с улыбкой.
— Один из них очень крупный мужчина, — заметила Ла-джа, — смотри сколько горбусов тащат его.
Новых пленников притащили в маленькую пещеру и швырнули внутрь с такой силой, что они чуть не упали на тех, кто уже был там. Большой мужчина бушевал и грозил, второй всхлипывал и жаловался. В полутьме пещеры разглядеть их лица было невозможно.
Они не обращали на фон Хорста и Ла-джа никакого внимания, хотя не могли не заметить их. Громкая ругань большого явно была направлена на то, чтобы произвести впечатление на узников, так как горбусы уже ушли, его спутник почти потерял сознание от страха, проклиная судьбу, которая привела его в Лес смерти.
Пока удивленный фон Хорст слушал их, несколько горбусов вошли в пещеру с орехами и фруктами. Один из них нес факел, огонь которого осветил помещение.
В мерцающем свете пленники поглядели друг на друга.
— Ты? — яростно заорал большой мужчина, увидев фон Хорста. Это был Фраг, а его спутник — Скраф.
Глава XI
Откармливание на убой
Когда ситуация прояснилась, фон Хорст не знал, ругаться ему или смеяться. Положение и так было достаточно неприятным, а с появлением этих двух стало бесконечно хуже. Реакция Фрага, когда он узнал их, не предвещала ничего хорошего. Итак, ситуация была и угрожающей, и забавной.
— И девчонка тоже! — воскликнул Скраф.
— Да, — сказал фон Хорст, — это действительно мы. Кому мы обязаны за столь неожиданный визит?
Мы думали, что вы в безопасности, у домашних костров в Басти, где готовится мясо, а вы здесь, ждете, пока кто-нибудь не приготовит мясо из вас! Ах, разве не наполнена наша жизнь сюрпризами? Некоторые из них приятны, другие… м-м… не столь.
— Если бы я мог разорвать эти путы и добраться до тебя! — крикнул Фраг.
— Да? И что бы ты тогда сделал, мой дорогой? — спросил фон Хорст.
— Я бы сломал тебе шею; я бы разукрасил тебе лицо; я бы…
— Подожди, — взмолился фон Хорст. — Позволь мне предложить другой порядок действий. Если ты сначала сломаешь мне шею, как намереваешься, то не получишь никакого удовольствия от того, что разукрасишь мое лицо, так как я буду уже мертв и не смогу оценить то, что ты сделаешь. Да, Фраг, ты не очень-то умен. Я не могу понять, как человек такого ограниченного ума смог стать вождем Басти, но, возможно, тебя выбрали за размеры твоих бицепсов, а не за размеры мозга.
Горбусы вывалили на пол кучу фруктов и орехов и ушли, вновь оставив пещеру в полутьме. Фраг все еще пытался разорвать путы. Скраф рыдал и стонал. Фон Хорст разглядывал еду.
— Мы еще как-то сможем справиться с мягкими фруктами со связанными за спиной руками, — сказал он Ла-джа, — но как мы разобьем скорлупу этих орехов?