Лязгнула дверь камеры, и равнодушный голос бросил:
— Казасюс! На допрос!
Марат Донатыч, кряхтя и недовольно бормоча себе под нос проклятья всем неуёмным следователям, которым не спится ни с утра, ни с вечера, потому они и другим спать не дают, поплёлся на выход.
Уже почти механически повернулся лицом к стене, дожидаясь, пока конвойный закроет дверь камеры.
Вот долго они, интересно, разбираться в таком лёгком деле будут⁈ Ведь и ежу понятно — он ни в чём не виноват.
Возле окна в допросной, спиной к вошедшему Марат Донатычу стоял совсем незнакомый человек. Высокий, с прямой спиной, от которой так и разило буквально нечеловеческой силой.
Он резко обернулся, полоснув по лицу Марата взглядом пронзительных голубых (почему-то жутко знакомых) глаз.
— Присаживайтесь, Марат Донатович, — следователь (а следователь ли?) со странными эмблемами-спиральками на петлицах, широко улыбнулся.
Марат Донатыч сел как заворожённый, глядя во все глаза на незнакомца.
— Давайте поговорим, — мужчина с пронзительным взглядом чуть наклонился вперёд.
— Давайте, — Марат вдруг понял, что именно этого человека он и ждал всю свою жизнь. Его и только его.
— Чертанов и Сергеев. Расскажите, что с ними произошло.
Марат Донатыч облизал пересохшие губы и быстро заговорил:
— Сгорели они. Вместе с флигелем. Денег от меня хотели, дурачочки…
Марат Донатыч вдруг дробно рассмеялся тонким противным смешком:
— А хрен им с маслицем, а не деньги! Я с Домны взял за принца наследного, а блаженный Серёжа мне ещё денег выиграл. Много! Хотели обмануть, убежать… Не вышло! Марат умный, Марат людям заплатил, и мальчишек сожгли. Вместе с флигелем. А то сносить мне его не давали… Историческая ценность, понимаешь ли…
— Эй! Ты чего там бормочешь⁈
Марат Донатыч огляделся. Он сидел в своей камере со стаканом воды в руках. Марат Донатыч опять захихикал, глядя на смотрящего:
— Чаю хочу! Горячего! Целый стакан!
Он погрозил пальцем сокамерникам:
— Не обманете Марата! Он умный! Он белому оленю не верит!
Марат довольно улыбнулся и продолжая шептать себе под нос: «Не верьте белому оленю», — направился к электрической розетке.
Георгий Иванович задумчиво смотрел сквозь панорамное окно на реку. Мда… Мельчает народ, мельчает. Достойного противника уже и не встретить. А вот встретил, и что? За спиной негромко скрипнуло кресло.
Георгий Иванович мгновенно напрягся, но резких движений делать не стал: хотели бы убить — он бы уже был мёртв. Он медленно обернулся и в изумлении вскинул брови. За его рабочим столом, в его кресле сидел совершенно незнакомый человек. Поймав взгляд Георгия Ивановича, он негромко и размеренно произнёс:
— Сергеев. Что можете сказать про него?
Сам не зная почему, не отрывая глаз от лица незнакомца, Георгий Иванович медленно подошёл к столу и сел напротив человека.
— Странный человек. Необыкновенный, можно сказать — уникальный. Я сначала решил — из спецслужб. Пьёт как лошадь, а не пьянеет. Память — феноменальная. И сила так из глаз и плещет. Жаль, погиб. Человечишки-то мельчают. — То, что отвечать незнакомцу надо правду, Георгий Иванович не сомневался ни секунды. Он просто обязан говорить правду и только правду. И ничего кроме правды.
— Вы помогли? — в голосе незнакомца не было ни осуждения, ни любопытства, он спрашивал, потому что должен был знать.
— Нет, — Георгий Иванович, покачал головой, — кто-то другой постарался. Я выясню — кто.
Незнакомец кивнул.
Через секунду Георгий Иванович тряхнул головой и очумело огляделся по сторонам: привидится же всякое…
Часть третья
«Братья Котовы и Карим» Глава 1
— Вот вы, значит, какие… Братцы-кролики!
Приятель Макса был чем-то неуловимо похож на самого Макса. А чем именно, Алекс не сразу и понял. Высокий, ростом не ниже Серого, а уж комплекцией — явно внушительнее. Настоящий русский богатырь, голубоглазый, с выгоревшими пшеничными волосами — только окладистой бороды не хватало, а то бы вылитый Добрыня Никитич. И улыбка — белоснежная на загорелом, несмотря на глубокую осень, лице.
Он окинул их взглядом, чуть задержавшись на Алексе, и у того по спине пробежал озноб. Стало понятно, чем так похожи эти два полицейских — свои фирменными взглядами, которые, казалось, видели всех насквозь.
Во всяком случае, именно так Алексу и показалось. Он сразу вспомнил все свои правонарушения. Вольные и невольные. Даже как в пятом классе они с приятелями украли классный журнал, чтобы исправить в нём оценки за контрольную по французскому. И даже не самому Алексу, у него-то была законная пятёрка, а ради смешливой и кареглазой Светки старался. Не давался ей язык Бальзака и Мопассана.