Погони не опасались — кто её отправит? Царь и его дочь мертвы, а бояре прежде захотят посадить правителя на трон Тридесятого царства.
— Ивана — боярского сына отзовут с войны и венчают на царство, — рассудила Яга.
Волк хмыкнул. Иван промолчал.
Боярич среди троих был самый честолюбивый. Оно и понятно — царевич и так при рождении получил почти всё, а нравом обладал тихим. Наверное, и дочь правителя соседней страны отправился выручать лишь по настоянию своего отца. А Иван — крестьянский сын понимал, что его-то уж точно обманут в случае удачного завершения похода. И шёл не за половиной царства с царевной, а в надежде на любую другую награду. Его устраивал захудалый мешок золота.
И только у боярича имелась хорошая возможность получить обещанное сполна. Он сделал всё, чтобы воспользоваться ею. Сейчас ему подчинялось войско — бояре, конечно, учтут это обстоятельство. Так что Яга могла оказаться права.
Ночью не оставили сторожа — чуткие кони предупредят об опасности загодя. Иван сидел у костра, задумчиво глядя в огонь. Глаза слезились от горького чада, который зато почти полностью перебивал смердение гниющей плоти. Порой в костре с треском ломались прогоревшие дрова, и в траву летел сноп искр. Иван подкладывал ещё чурбачок-другой. Серый Волк недовольно хмурился, но ничего не говорил.
Яга заснула раньше всех, и теперь размеренно похрапывала. Не имела она ни костяной ноги, ни вросшего в потолок носа, как бы много о том ни шептала народная молва. В первую встречу даже не поверилось, что эта крепкосбитая красивая женщина и есть та самая Баба Яга, которая пожирает младенцев и с лёгкостью убивает богатырей. Возможно, и кровожадность её — такая же сказка. Во всяком случае, Иван от Яги ничего плохого не видел. Наоборот, это ей следовало обижаться на то, что он с товарищами украл у неё лошадей.
Иван протянул руки к огненной пляске. Даже самое жаркое пламя согреть его не способно, и как же больно знать это! Но ничто не может сравниться с пыткой оживления…
Кащей дождался, когда затихнет Иван, облитый сначала живой, а потом мёртвой водами, и сообщил, зачем поднял его.
Голова соображала плохо. В ушах всё ещё дрожал собственный вой, и слова Кащея доходили с трудом. В лицо ударил поток ключевой воды, и сознание прояснилось. Иван вспомнил.
Где, где он ошибся? Когда? Когда положился на боярича с царевичем? Так ведь знал, что они — не помощники. Ну не бывает настолько крепкого сна, чтобы не услышать боя со Змеем Горынычем! Иван кричал, звал товарищей на помощь… Никто не откликнулся.
А Горыныч оказался не таким уж сильным противником. Иван вспомнил свою радость, когда понял, что побеждает. Он срубил одну голову Змею, потом вторую… Горыныч верещал, тени бойца и чудовища метались в чадном пламени Смородины, а вонь от реки почти уже не чувствовалась… Иван просто не заметил появления Кащея на Калиновом мосту. Слишком увлёкся боем.
Вот и вся его ошибка.
Проснувшись, Иван долго лежал с закрытыми глазами. Опять предательство. На этот раз — Баба Яга с Серым Волком. Пока Иван спал, они тихо собрались и уехали. Хорошо хоть, убивать не стали. Впрочем — и не смогли бы.
Иван открыл глаза. Ночью он совсем близко придвинулся к костру, и сейчас левая ладонь покоилась в холодной золе. Правая рука под головой затекла, и когда Иван перевернулся на спину, беспощадные иголки впились в предплечье.
В пронзительно голубом небе жизнерадостно пел жаворонок. Иван рывком поднялся. Как же он забыл о награде?
Яга и Волк забрали всех трёх коней. С одной стороны — обидно, вроде общим делом занимались. С другой — Иван так и не стал их соратником. Яга не забыла, как он перехитрил её по пути к Кощееву царству и увёл лошадей. У Волка друзей не было и быть не могло.
Теперь необходимо любой ценой догнать Бабу Ягу с Серым Волком. Иначе придётся служить Кащею всю жизнь… Нет, всю смерть.
Пригодились охотничьи навыки. Как Яга ни прятала следы, Иван отыскал их.
Шаги заглушил не только звенящий на перекатах ручей, но и шелест ивовых кустов, колыхаемых ветром на другом берегу. Подходил Иван с подветренной стороны, поэтому кони почуяли его поздно.
Серый Волк выглядел совсем плохо. Он застрял на узкой кромке между людским и звериным. Тело оставалось вполне человеческое, правда, с волчьими головой и хвостом, а кожа покрылась длинной свалявшейся шерстью. Яга недвижно сидела на берегу, по-матерински прикрыв руками лежащую у неё на коленях морду Волка. Его грудь часто-часто поднималась, а грязная повязка на боку насквозь пропиталась кровью.