Гедимин вскрыл скафандр и посмотрел на «шокер». Это был, по внешнему виду, один из «выключателей» из коллекции Ассархаддона, только отмеченный знаком из концентрических белых и чёрных кругов; сейчас он плотно обхватил правый сосок сармата и впился «ножками» в кожу. На прикосновение он не отреагировал, но полминуты спустя, когда Гедимин вернул пластины на место и уже шёл в зал, его снова обожгло разрядом. Он остановился, выравнивая дыхание, и прижал ладонь к животу, — какое-то из нервных окончаний, задетых шокером, уходило в солнечное сплетение и скручивало мышцы судорогой при малейшем воздействии. «Надо, всё-таки, сосредоточиться,» — он выпрямился, стараясь не замечать жжения в груди.
— Через какие интервалы он срабатывает? — спросил он. Гуальтари развёл руками.
— Случайные, атомщик. Сосредоточься и работай, что тебе до его интервалов⁈
…На этот раз ему удалось не выронить леску и не рассыпать бусы; рука дрогнула, но удержала почти готовую низку. Выдохнув, сармат скрутил концы лески тугим узлом и повернулся к Гуальтари. Тот, увидев пустой контейнер для бус, одобрительно кивнул.
— Почти получается, атомщик. Ну что, подсыпать бус или разнообразить занятия? Ты стрелять умеешь?
— Да где ему, — буркнул угрюмый Линкен. Вдвоём с Константином они третий час возились с липкой массой. «Астероид уже готов,» — заметил про себя Гедимин, посмотрев на их скульптуру. «А это что? Предполагался, кажется, „Харгуль“…»
— Лепи, не отвлекайся, — отмахнулся от него Гуальтари. — Значит, умеешь. Держи.
Он сунул сармату в руки «Мадсен». Гедимин удивлённо мигнул, машинально проверил батареи, — это был настоящий боевой бластер, с выставленной полной мощностью разряда.
— Проверим, что умеешь, — Гуальтари вынул из ниши в броне стопку белых фишек и подбросил их на ладони. — Сколько выбьешь из десяти?
Гедимин пожал плечами.
— Посмотрим.
— Смотри, — отозвался Гуальтари, подбрасывая фишки к потолку. — Tza!
Первое, что удалось сармату, — не выдавить спусковую клавишу. Бластер затрещал раз, другой, — шесть фишек, нанизанных на два разряда, вспыхнули на лету. Ещё две Гедимин подстрелил, когда они, кружась, летели к полу, последнюю — за миг до падения. Одинокая фишка упала на тёмный фрил и осталась лежать.
— Ага, умеешь, — кивнул Гуальтари. — Ещё раз. Tza!
Новый десяток фишек взлетел в воздух. Гедимин вскинул бластер, но жгучая боль вспыхнула в груди, зацепила правую руку и едва не заставила сармата согнуться. Первый разряд прошёл мимо; второй поджёг одну фишку, случайно коснулся края другой. Сармат быстро выстрелил ещё два раза, но три мишени из десяти уже достигли пола, и следом упала четвёртая. Гедимин сердито сощурился и сдвинул пластину брони.
— Heta! Шокер не трогай, — остановил его Гуальтари. — Стрелять умеешь, вижу. Сосредоточиться не смог. Давай заново.
— Сколько у тебя фишек? — спросил Гедимин, угрюмо щурясь.
Гуальтари заглянул в нишу, с резким щелчком прикрыл её и указал на ничем не подсвеченную выгородку на краю зала.
— Иди туда. Выпущу для тебя дронов. Поработаешь с ними. Ты, Хольгер, на очереди.
Химик, скрученный очередной судорогой и пытающийся не выронить почти готовые бусы, только сощурился.
…Эскадрилья дронов, мигая бортовыми огнями, пролетела над головой Гедимина и рассыпалась, механизмы замелькали со всех сторон, нарезая петли вокруг сармата. Он, уже не обращая внимания на периодические ожоги от шокера, стрелял очередями наугад. От мигающих бортовых огней рябило в глазах, и разряды били куда угодно, только не по юрким дронам. Со всех сторон слышался писк; какой-то из звуковых сигналов означал попадание, но Гедимин уже не распознавал их.
Над выгородкой взвыла сирена, и дроны умчались куда-то вверх. В четырёх стенах погас свет, и Гедимин вывалился наружу, ошалело мигая. Уже за пределами тренировочной выгородки он вспомнил о бластере и посмотрел на него, — оружие было поставлено на предохранитель, здесь вложенные ещё в клонарии рефлексы не подвели сармата.
— Тревога? — спросил он у Хольгера, вышедшего из соседней выгородки. Химик нетвёрдо стоял на ногах и прикрывал ладонью щиток над глазами.
— Непохоже, — вяло ответил тот.
Шокер снова обжёг Гедимина, но сармат лишь досадливо сощурился, — кажется, постоянные воздействия перегрузили нервные окончания и сожгли их. Резкая боль и судороги сменились неприятным ноющим ощущением под шокером и вялыми подёргиваниями на периферии. «На живот теперь не ляжешь,» — угрюмо подумал сармат. «Надо приложить холодное.»