— Крайняя измотанность делает существо предельно восприимчивым к любым воздействиям, — сказал он, слегка надавив пальцем на кадык ремонтника. Мозг отреагировал мгновенной вспышкой панического страха.
— Говорить можете? — поинтересовался Ассархаддон. — Не буду спрашивать, помните ли вы ключ. Как выяснилось, помните.
«Да чтоб тебя…» — Гедимин сердито сощурился — на большее сил не хватило.
— Вы провели без воды, пищи и сна двенадцать дней, — куратор заглянул сармату в глаза. — Системы вашего организма работают на пределе, из последних сил обеспечивая выживание. Любое дополнительное воздействие может стать для них критическим. Именно из такого состояния очень легко отключить тело навсегда. Начните с дыхательной системы. Кровеносная подтянется за ней. Или…
Он насмешливо сощурился.
— Назовите ключ, и тренировка на этом закончится.
Он выждал несколько секунд. Гедимин молча рассматривал орнаменты на его скафандре и слушал, как в ушах стучит кровь. Ему хотелось отключиться, но сыворотка в крови мешала, то и дело ускоряя сердечный ритм и выталкивая сармата обратно в сознание.
— Иногда мне кажется, что у вас просто перегорели болевые рецепторы, — пробормотал Ассархаддон, расстёгивая куртку Гедимина и прижимая ладонь к его животу. — Попробуем задействовать термические…
Гедимин уже знал, что перчатка Ассархаддона раскаляется быстро — менее чем за секунду до тёмно-красного свечения — и, не дожидаясь, когда жжение станет нестерпимым, а внутренности скрутит болью, привычно «отстыковался». «Говоришь, дыхательная система…»
Лёгкие хватали воздух быстро и часто, заполняясь едва ли на четверть. Гедимин отсчитал ритм и начал замедлять его, пропуская каждый второй вдох. Кровь в ушах застучала громче — кислорода не хватало. «Замри…» — сармат слабо повёл левым плечом. Какие-то мышцы внутри свело судорогой, и стук начал замедляться. Перед глазами замелькали красные и белые круги, нестерпимо яркие, обжигающие сетчатку. «Не то…» — он представил себе длинный ряд урановых стержней под толщей воды. Холодное свечение погасило неприятные вспышки, ещё немного — и вокруг осталось только оно. Стук в ушах сменился звоном, и он становился всё громче; рёбра крепко стянул невидимый широкий обруч. Он сжался ещё сильнее, и на секунду сармату стало нестерпимо больно — словно в груди взорвалась плазменная граната. Кто-то резко ткнул его в шею — голова безвольно мотнулась, но даже подумать о том, чтобы шевельнуться, Гедимин уже не мог. Ещё секунда — и всё его тело скрутило судорогой.
— Heta! Возвращайтесь!
Обруч на груди лопнул, и сармат обнаружил, что дышит — неглубоко, но часто. Над ним склонился медик. Ассархаддона рядом уже не было, но его негромкий голос доносился из соседней загородки. Действие сыворотки понемногу сходило на нет; медик ещё не успел уйти, когда сармат приподнялся на локтях и с трудом сел, потирая ноющие рёбра.
— Получилось, — усмехнулся медик, похлопав его по плечу. — Выждал бы ещё четверть часа — был бы трупом.
— А это… легко, — мысль показалась Гедимину довольно неприятной. Медик кивнул.
— Да, подохнуть — это легко. Вылечиться сложно. А уж ожить… Ладно, встанешь, как сможешь. Пей воду. Мне ещё других откачивать.
Слабость ещё ощущалась во всём теле, от мышц шеи до кончиков пальцев, но Гедимин всё же поднялся, опираясь на хрустящие стены загородки. Видимо, он привёл в действие скрытый механизм, — когда сармат полностью выпрямился, стена справа от него поползла вниз. Из-за неё выглянул Хольгер. Он опирался за стену и на ногах стоял нетвёрдо. Гедимин придержал его за плечо. Хольгер выдохнул сквозь стиснутые зубы и слабо мотнул головой, указывая на следующую загородку. Оттуда донеслась приглушённая ругань.
— Линкен… он скорее взорвёт всё и вся, чем убьёт себя, — химик криво ухмыльнулся и взглянул Гедимину в глаза; его красная радужка странно поблескивала. — Я, надеюсь, тоже.
Гедимин кивнул.
— Побег и диверсия. Если убьют — прихватить мартышек с собой.