— Не работает, — вздохнул Иджес, покосившись на реактор. — Который день сидим, и без толку. Маккензи что-нибудь принёс?
— Осколки. Дрянь, но сгодится, — рассеянно отозвался Гедимин, выключая наручный смарт. «Видимо, про синтез никто не спросил. Ладно, пойдём старым путём. Сигнальная пульсация не сработала в новых условиях. Как её под них подогнать?»
— Ты теперь будешь обсидиан плавить? — осторожно спросил Иджес, оглянувшись на брошенный всеми щит управления. — Мне сесть за пульт?
— Незачем. Я вывел сигнал себе на передатчик, если что, заорёт, — отозвался Гедимин, задумчиво щурясь. «Надо слепить в один атом не два ядра, а шесть. Может, это существенно? Если пульсацию в три раза усилить… или ускорить… хм, а там не ровно шесть — там пять с дробью. Надо высчитать точнее… или взять с округлением? Лишнее в любом случае не прилипнет — как слипнется, так и отвалится…»
— Что там у тебя? Ирренций? — Иджес недовольно сощурился на контейнер в углу и полуразобранный излучатель на столе. Гедимин снял все лишние трубки — не хватало ещё случайно скрестить лучи на радиоактивной «мишени»…
— Для опытов, — кивнул ремонтник. — Маккензи, наверное, хотел, чтобы мы экспериментировали на работающем реакторе. Sa hasu!
— Угу, — поддержал его Иджес. — Маккензи вечно лезет в то, в чём ни черта не смыслит. Значит, мне посидеть за пультом, пока ты… занят?
— Ни к чему, но хочешь — посиди, — Гедимин недовольно сощурился — из-за болтовни он никак не мог сосредоточиться. «Ускорю пульсацию в три раза — и посмотрим, как пойдёт…»
12 сентября 17 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
«Ничего,» — Гедимин с досадой зачеркнул ещё одну строчку в записях и отсоединил излучатель от контейнера с облучаемой смесью. Интенсивность омикрон-излучения, как и вчера, даже не думала расти, — ничего нового, что на экране наручного дозиметра, что на мониторе щита управления.
«Теперь это,» — он отметил следующую строку крупной точкой и, уложив излучатель на стол, привычным движением вскрыл корпус и погасил защитные поля. Дрожащее тёплое волокно легло на висок, разветвилось, запустив отростки под веко, и сармат сердито мигнул и посмотрел наверх — туда, где должен был стоять основной защитный купол, прикрывающий чужаков от излучения энергостанции. Купола не было — только многосоставные арки и перекрытия промежуточного свода.
«Не подновил вчера поле, за ночь выгорело,» — Гедимин, досадливо щурясь, потянулся к генератору. «Вот что значит зарыться в бесполезные опыты… Ещё и шлем надет не по инструкции. Будет после этого мозг работать, жди…»
Невидимые нитчатые щупальца отодвинулись от глаз и плотно прилипли к коже на висках, на лбу, затрепетали на скулах. Они все непрерывно двигались, и ощущение тепла от них постоянно менялось, как будто они то нагревались, то остывали. «Ни один термодатчик ничего не покажет,» — думал Гедимин, глядя на экран дозиметра. Цифры рядом со значком «сигма» прыгали, сменяя друг друга, — излучение нестройно пульсировало, и прибор это чувствовал, как и сам сармат.
Поток дрожащих волокон спустился на плечо и расползся вдоль руки, от плечевого сустава до запястья. На долю секунды Гедимин почувствовал жар в правой ладони. Он посмотрел на неё — она прикрывала корпус излучателя, но жгло не снизу, не от ирренциевых элементов внутри установки, — горячие волокна отчётливо спускались с запястья к ладони и подушечкам пальцев. Ненадолго остыв, они снова налились теплом. Дозиметр негромко пискнул и качнул стрелкой — сигма-излучение внутри миниатюрного «реактора» с десятью килограммами загрузки резко усилилось.
— Это ты? «Налвэн»? — с кривой ухмылкой спросил Гедимин, бросив взгляд на арки свода. Ему было неловко — как обращаться к «хранителю», он до сих пор не понимал. Существо, кажется, отреагировало — все волокнистые щупальца налились теплом и ненадолго перестали дёргаться. Болезненного жжения сармат не ощутил — видимо, «хранитель» не был ни испуган, ни рассержен.
— Скучаешь? — он неловко усмехнулся. — Айзек давно не говорил с тобой… Я тоже не знаю, где он.
Гедимин не был уверен, что «хранитель» его слышит (и очень надеялся, что ничего не слышно Иджесу, спящему в огороженной комнате), но волокна замирали, когда он говорил, а пульсация усиливалась, когда замолкал, — это можно было принять за реакцию.