— Сейчас, за железнодорожным мостом, будет съезд, — сказал Гринев, его лицо было уже совсем мокрым от пота. — Там новостройка — может, попетлять?
— Давай. Как связь, Рябчик?
— Да нет пока, — отрезал тот.
«Мы все на взводе», — подумал Игнат. В следующее мгновение он увидел несущийся на них серебристый «Москвич» и понял, что столкновение неизбежно. Он видел округлившиеся от ужаса глаза водителя «Москвича» и отвернувшуюся к заднему сиденью женщину, возможно, жену. Он видел, как она поправляла волосы малышу, сидящему в детском кресле, а потом женщина обернулась, может быть, на шум сирены или на голос своего мужа, и он видел глаза этой женщины, только что касавшейся своего ребенка и удостоверившейся, что все в порядке, все хорошо, он видел ее глаза и понял, что никогда этого не забудет.
— Гринев, — выдохнул Ворон, — т-а-а-м…
Но все же Гринева не зря называли асом. Он умудрился избежать лобового столкновения, серебристый «Москвич», выворачивая резко вправо, лишь чирканул их по задней дверце и крылу. «Москвич» сильно занесло, но водитель справился с управлением и стал на обочине. Гринев же, успев в просвет между стареньким «вольно» и «Жигулями» шестой модели, оказался на третьей полосе, и если бы расстояние между ними и раскрашенным в какой-то невероятный голубой цвет «КамАЗом» было меньше, их путешествие уже завершилось бы. Гринев взял резко влево и оказался на второй полосе. В следующее мгновение они почувствовали глухой рвущий удар: «КамАЗ» все же «поздоровался» с ними. Их занесло вправо, и снова удар — маленькая «Таврия», разворотив себе часть бампера и левый фонарь, пропечатала их с левого борта.
— Пока все целы, — проговорил Гринев. Несмотря на обилие пота, в голосе его чувствовались сосредоточенность и уверенность в своем профессиональном мастерстве. — Только нам полжопы разворотило.
В зеркале заднего обзора Стилет видел приближающиеся «форды».
— У них тоже за рулем не чайники, — процедил Рябчик, — по крайней мере в двух тачках.
— Просто невольно мы расчищаем для них трассу, — отозвался Гринев.
— Рябчик, связь… Давай связь, — проговорил Стилет. — Пока мы пол-Кольца не переворотили. Сколько до следующего шоссе?
— Сейчас железнодорожный мост и еще где-то километр, — ответил Гринев.
До моста оставалось метров пятьсот, и они увидели, что трасса впереди свободна: здесь недавно закончили класть асфальт, и движение по этой полосе было перекрыто.
— Черт, свободный участок и очень длинный… — Гринев всматривался вперед:
— Даже за мостом. Здесь они нас и сделают. По прямой от них не уйти.
До моста теперь оставалось не более ста метров, когда в зеркале заднего обзора появились бело-голубые «форды» преследователей. Они тоже вышли на свободный участок и сейчас неумолимо приближались.
— Все, приехали, — проговорил Рябчик. — Что — сдаемся? Они предупредили, что будут бить на поражение. Так… Так! Есть связь… У Деда прямой не отвечает.
— Давай Липницкому. Он перекоммутирует. Гриня, останавливайся на мосту. Мы с Зелимханом выходим с поднятыми руками. Все, Рябчик, сейчас — ты. Обеспечь связь.
«Волга» остановилась посреди железнодорожного полотна, мигалка не была отключена, но сирена смолкла.
— Ну-ка, потерпи, джигит, мы сейчас прикуемся, — проговорил Стилет. Он ключом открыл наручники, затем защелкнул их, сковав свою левую руку с правой Зелимхана. Он подумал, что, может, стоит выбросить ключ, тогда они по крайней мере не смогут отобрать у них пленника, пока Рябчик не выяснит, что, мать его, на самом деле происходит. Потом передумал и спрятал ключ в потайное место толстой подошвы горного ботинка.
— Все, джигит, выходим с поднятыми руками, — сказал Ворон, а мост под ними тем временем задрожал. — Только не дергайся, слышал, будут стрелять на поражение.
Стилет открыл дверцу, и они с Зелимханом покинули автомобиль подняв руки. До ближайшего «форда» оставалось не больше тридцати метров.
— Я тебе скажу одну вещь, — вдруг произнес Зелимхан, глядя на Ворона. Это был странный взгляд, в нем совсем не присутствовало вражды. — Теперь уже все равно, по крайней мере для меня. Наши не сделают такой бомбы. И если бы кто-то из чеченов готовил такую акцию, я бы знал. В тюрьме был один человек, который любил большие деньги. Мне уже все равно, знаю, как они организуют попытки к бегству. Но ты вроде… честный человек.
Мост под ними продолжал дрожать, и Стилет уже знал почему. В следующий момент заскрипели тормоза — преследователи прибыли. Стилет и Зелимхан стояли с поднятыми руками.
Майор Бондаренко находился в первом милицейском «форде». Он видел, как открылась задняя дверца черной «Волги», и видел, что вышедшие из автомобиля Воронов и Зелимхан подняли руки.
— Вроде бы сдаются, товарищ майор.
— Так, ближе… Карпов, готов? Зелимхан — огонь на поражение. Бить в голову.
— Так точно.
— Если капитан Воронов окажет сопротивление, — кивнул майор Бондаренко, — тоже…
— Они же сдаются, товарищ майор.
— Все!
— Но… капитан Воронов…
Майор Бондаренко повернул голову:
— Карпов…
— Есть, товарищ майор. Бить на поражение.
Стилет слушал скрип тормозов и смотрел на приближающиеся автомобили. Знаки… Когда-то Дед научил их с Максом читать знаки. И опять это было как в замедленной киносъемке. Мост продолжал дрожать, Стилет не мог слышать того, что говорил майор Бондаренко, но видел руку, передергивающую затвор. Он видел, как тускло блеснула вороненая сталь и как пространство внутри милицейского «форда» стал наполнять дрожащий бархат (знаки?): это не было просто подготовкой к задержанию, внутри этого автомобиля уже все решено, и сейчас просто произойдет хладнокровное убийство. И Стилет знал, что не сможет помешать. Или следующим будет он сам. Голограмма с четким рисунком поднимающегося дула автомата (сколько осталось секунд: две, три?) и размытыми краями. Но нет, не совсем размытыми… Мост продолжает дрожать. Тяжелые товарные вагоны. Поезд идет достаточно быстро. Сейчас. Внизу. Под мостом. Вот исчезает рефрижератор, за ним пульмановский вагон (сколько осталось: секунда, две?..) и полувагоны. Большие четырехосные полувагоны с примерзающими мешками. Что обычно возят в мешках, в таких вот больших мешках из стекловаты?
— Прыгаем, — процедил Стилет, не поворачивая головы.
— Что?
— Прыгаем, мать твою!
В следующий миг он уже увлекал Зелимхана к краю моста, к парапету, крепко держа его за руку:
— Прыгал в детстве, как козочка? А?! — Теперь у Стилета есть время, нужно прицеливаться, майор Бондаренко. И теперь он не будет стоячей мишенью. Ни для какой суки и никогда. — Прыгал?! Как горная козочка?
— Ты совсем сумасшедший, — прошептал чеченец.
— Давай. — Они уже поднимались на парапет. — Рябчик, выхожу на связь. Дискета на трех вокзалах, проконтролируй лично… Ну, дава-а-а-а-й!!!
И в следующую секунду ни Стилета, ни Зелимхана на парапете не было. Рябчик слышал их крик и видел, как они полетели вниз, связанные сталью наручников и размахивая свободными руками. Потом он видел, как они приземлились, делая кувырок через голову, все вроде бы нормально. А потом вагон исчез под мостом.
«Какой же он псих, — подумал Рябчик. — Господи, метров десять, и поезд гремит. Псих. Только за этого психа я любого наизнанку выверну».
— Вы понимаете, что наделали?!
Это был голос майора Бондаренко. Рябчик повернул к нему голову и какое-то время пристально смотрел в глаза. Затем улыбнулся:
— Спокойно, майор, спокойно. Не меси мне эту бодягу. Вы собирались стрелять, хотя они стояли с поднятыми руками. Мы видели. И это была единственная возможность спасти пленного. Не получилось. Да, майор? А теперь мы спокойно разберемся, кто санкционировал твои действия. Как понимаешь, Воронова ты уже не получишь. До ближайшего перекресточка где-то километрик… Выкусил, да, майор? И уж жопа у тебя будет в пене до самого дембеля! Это я тебе обещаю. Лично. А зовут меня Коля. Рябчик. До дембеля, майор! Пидоры вы сраные. Огонь на поражение. Выкуси тебе, а не Стилета!
Владимир Ильич по прозвищу Лютый
Это могла бы быть история удивительной мужской дружбы, если б их пути так не разошлись. Зародилась эта дружба еще в детстве, как бывает со всеми самыми чистыми дружбами на свете.