— Слышь, браток, ну-ка повернись… Что-то курточка твоя знакома… Слышь, ты, к тебе обращаюсь, оглох, что ли?
Стилет повернулся — нет, лица его он запомнить не мог, он его просто-напросто не видел.
— Это вы мне говорите?
— По губе, на х…! Знаешь меня?
Так, значит, нашего вчерашнего боксера зовут Глуней, хорошее имя — бабье… Блин, но кто мог ожидать таких нелепых совпадений? Только этого мудака тут не хватало. Чертов ты Растяпа… Никогда не надо выполнять чужую работу! Не делай добрых дел, учили же… Что за сумасшедший денек сегодня? У Глупи глаза горят. Набычился… На самом деле такой свирепый или просто в ролях?..
— Знаешь? А?! Не ты вчера был?! — Глуня пристально глядел Стилету в глаза. Он действительно не видел его лица, и вполне возможно, все еще удастся спустить на тормозах.
— Вы, по-моему, обознались, — проговорил удивленно Стилет. — Мы не знакомы.
— А курточка? — Глуня повернул Игната рукавом к себе и в следующее мгновение, словно от прокаженного, шарахнулся к охранникам.
Господи, эта нелепая привязанность к любимым вещам… А у тебя хорошая память, Глуня. И память, черт побери, это единственное, что нам остается. Полгода назад через это место на левом рукаве вскользячку прошла пуля. Рана оказалась неопасной, но до сих пор, особенно в сырую погоду, рука иногда ныла, видимо, был задет какой-то нерв. И хорошо помогла мазь немецкого производства — апиногель. Вообще чудное средство при ушибах, растяжениях и иных болях. Стилет часто им пользовался. Галка наложила на рукав забавную, в виде бумеранга, заплатку и зашила ее своим крестообразным стежком. Эту-то заплатку ты и запомнил, боксер, с бабьим погонялом (так вы называете свои кликухи?) Глуня…
— Мир тесен, падла! Я же говорил, что найду суку! Дай, на х…, пушку. — Глуня вдруг ухватился рукой за дробовик фирмы «Брегетта», лежащий на коленях у Седеющего Ежика.
— Прекрати бузить, Глуня! — Тот оторопело глядел на боксера. — С ума сошел!
— Этот гандон вчера палец мне сломал! Дай пушку! — Глуня все же выхватил ружье у охранника, он держал его левой рукой за цевье, потом навскидку передернул затвор. — А Ландыша в больницу отправил! Ну что, пидор, отстрелить тебе башку?
— Глуня, прекрати, он к Лютому пришел.
— К Лютому?! Будет ему сейчас Лютый! — Имя Лютый не подействовало на Глуню отрезвляюще — был бы человек при делах, не ждал бы сейчас в предбаннике, так, скорее сошка какая-то, и Глуня имеет полное право разобраться с ним по-своему. — Сейчас тебе будет!
Один из охранников встал перед Глуней, пробуя его урезонить:
— Потом свои дела с ним перетрешь, человек говорит, что друг детства…
Седеющий Ежик попытался вернуть себе «брегетту», но Глуня ловким движением увернулся от обоих, а потом Игнат увидел, как он кладет ружье на гипсовую перевязь и как здоровая рука движется к курку…
«Да он рехнулся, — мелькнула мысль в голове у Игната, — он действительно собирается стрелять… Я бы мог опередить его, но это конец. Любой шум — и мы засвечены…»
Седеющий Ежик еще раз попытался выхватить у Глуни дробовик, тот дернулся в сторону, к счастью, его рука еще не достигла курка. В этот момент на лестнице появился новенький охранник, тот самый, что бегал в кабинет Лютого. «У моей дочери нет крестного, — сказал Лютый, — есть человек, который может так себя называть, но он сейчас в Чечне. Кстати, говорят, ты ушлый парнишка. Вот тебе дело: найдешь приличную церковь и святого отца, по высшему разряду, действительно пора девчонку крестить. Посмотрим, как соображаешь… Ладно, сейчас спущусь». Новенький охранник был доволен — поручили личное, можно сказать, семейное дело, а с этими двумя чумазыми можно быть построже — Лютому нет до них дела. Но то, что он увидел, перечеркнуло все его мысли. Он увидел Глуню, вырывающегося из рук секьюрити, он видел, что Глуня зажал под мышкой дробовик и здоровой рукой отталкивает от себя Седого. Потом Глуня нырнул под колонну, обитую деревянными панелями, — на этой колонне держится уходящая спиралью вверх лестница — и перехватил дробовик здоровой рукой. А потом охранник увидел еще что-то: за манипуляциями Глуни очень внимательно следил один из гостей, тот, в брезентовой куртке, он почему-то быстро согнул в колене ногу, его рука прошлась по голенищу тяжелого горного ботинка, и на какое-то мгновение в этой руке блеснуло лезвие ножа.
ЧТО ПРОИСХОДИТ? ЭТО НАПАДЕНИЕ?
Потом прошелестело в воздухе, сухой удар вошедшего в дерево лезвия, и здоровая Глунина рука — Господи, это какая-то фантастическая меткость или всего лишь совпадение? — раскрытая ладонь оказалась пригвожденной ножом к деревянной панели. Брызнула кровь, сейчас образуется алая струйка… Дробовик еще падал на пол…
НАПАДЕНИЕ?
…когда новенький охранник, выхватив эбонитовую дубинку с металлическим стержнем, под аккомпанемент дико вскрикнувшего Глуни перепрыгнул через четыре ступеньки и бросился на Стилета. Он не успел понять, что с ним произошло, но горло его сдавили с нечеловеческой силой, потом несколько отпустили, и дышать стало легче.
— Ну-ка, отдохни немного, братан!
И в эту секунду стало ясно, почему тот, второй, кого охранник уже прозвал «бритой чуркой» и именно так его представил Лютому, как-то странно держал перед собой руки. Еще там, на улице, все это выглядело крайне подозрительным. Просто он был в наручниках и сейчас цепь этих наручников с нечеловеческой силой сжала его горло. И этот голос, абсолютно спокойный, тихий и безжалостный, произносящий с кавказским акцентом:
— Отдохни немного…
НАПАДЕНИЕ?
Потом он увидел, как секьюрити схватились за оружие, но еще перед этим в руках второго, в брезентовой куртке, появился пистолет, и он произнес без всякого акцента, но таким же спокойным, тихим и холодным голосом:
— Ребята, я это умею делать быстрее. Не стоит даже пробовать.
Боковым зрением охранник увидел спускающегося по лестнице Лютого — черт, как его выставляют перед хозяином, — но тот был почему-то абсолютно спокоен. Может, он не видит, что происходит нападение?
А потом насмешливый голос, несущий облегчение:
— А ну-ка, опустите валыны, братва. — Лютый улыбался. — Ну, быстро… Сегодня у нас самый почетный гость. Самый! Так моих гостей не встречают.
ЧТО ПРОИСХОДИТ?
Лютый широко развел руки в стороны:
— Добро пожаловать, Ворон! Может, всех их уволить? Не знаешь, какую надо охрану, чтобы ты не смог пройти?
— Твоей достаточно, Рыжий. — Пистолет так же внезапно, словно в руке фокусника, исчез. Они какое-то время смотрели в глаза друг другу, затем оба улыбнулись.
— Добро пожаловать, дорогой, в мою босяцкую контору. — Лютый насмешливо осмотрел свою дезорганизованную охрану и стонущего Глуню, — скажите спасибо, что у него сегодня хорошее настроение: могло быть и хуже.
Потом они обнялись, и Лютый проговорил:
— Ну, здравствуй, брат! Судя по диспозиции, — он усмехнулся, — что-то случилось?
Стилет кивнул.
— Я тебя ни о чем не спрашиваю. По крайней мере пока не поднимемся ко мне и не поднимем по рюмке чаю. У меня есть кристалловская, твоя любимая. Перешел на нее.
Потом Лютый обернулся — боксер был совсем белый.
Лютый посмотрел на Стилета:
— Так это ты, что ль, его вчера?
Игнат еле заметно кивнул.
— Ладно. — Лютый потер руки. — Глуне — доктора. Знаешь, Седой, куда звонить, чтоб без лишнего… Давай мухой. Хотя, — и Лютый снова усмехнулся, — может, мне его самому слить? Кому теперь нужен безрукий… Глуня, ты сам виноват, забудь. Ты понял? Понял меня, Глуня? За-будь.
Боксер угрюмо кивнул.
— И потом, — совсем развеселился Лютый, — дело твое, но учти: в третий раз будет больнее… — Затем он обратился к Зелимхану:
— Будьте любезны, отпустите новенького. Человек, можно сказать, еще даже не въехал в специфику нашей работы, а вы ему секир башка…
Лютый, улыбаясь, еще какое-то время смотрел на Зелимхана, потом лицо его стало серьезным. Он перевел взгляд на Стилета, снова посмотрел на чеченца и кивнул головой.
— Пойдемте наверх. — Он сделал приглашающий жест. — Так, братва, здесь никого не было, к нам никто не приходил. Ольгу ко мне в кабинет. Мухой.
Ворон мысленно улыбнулся: опять это удивляющее многих чутье (слышишь, Рыжий, мне иногда кажется, что у тебя прямо-таки собачье чутье!) не подвело Лютого — скорее всего рыжий бродяга узнал, кем является спутник Стилета. Он это тут же продемонстрировал.