Отчасти они могли возложить вину на нее. Насколько мне известно, мать, кроме выпивки, успевала сделать очень много, и, наверно, отец вместе с Сан, словно грипп, подхватили от нее привычку торопиться. Или, как она обычно заявляла в своих монологах после захода солнца: «Косоглазая сучка явилась сюда сияющая, как стеклышко, а теперь уже не так светится, и сама это знает». Но судьба Сан никогда не была слишком светлой. Судя по рассказам матери, до встречи с отцом ее краем задело облако напалма.
Возможно, отец с Сан исчезли, чтобы избавиться от привычных представлений. Воображаю, как бедная Сан умывается после гонки по грязному сельскому Среднему Западу, недоумевая, почему все мечтают попасть в Америку. Может быть, нашли место, где ей это стало понятней, может, навсегда покинули Штаты. Я знаю, что армейское начальство где-то потеряло их след. Наверно, живут где-нибудь под другими фамилиями. Хорошо понимаю, до чего заманчиво исчезновение, жизнь под прикрытием новой легенды, пока даже образы не испарятся. А мой остается – за ним стоит тень.
Припомнились рассказы, которые мать мне в детстве рассказывала на ночь – Откровение Святого Иоанна, подпорченное спиртным и безграмотностью. «Настанет день, когда огонь небесный очистит мир от косоглазых, евреев и арабов. А потом, мой мальчик, ты поскачешь на бледном коне сквозь огонь прямо на небеса».
Как-то сомнительно.
На следующее утро телефон все звонил. Отключить его было нельзя: розетку прикрывала коробка, привинченная к стене. Звонок выключить тоже возможности не было. Я попробовал просто снять трубку и положить на столик, но голос телефонистки загремел еще громче звонка: «Если желаете набрать номер, положите трубку и перезвоните». Сквозь звонки и подушку, наброшенную на голову, едва слышались крики соседа: «Ты дождешься, что я засуну чертов телефон тебе в задницу!» И дальше: «Немедленно выключи, черт побери! Выключи, выключи, выключи, выключи…»
Я оделся, не став принимать душ. В ванной плеснул водой в лицо, выключил свет и ушел. Когда закрывал дверь, телефон продолжал звонить.
– Черт возьми, – крикнул менеджер, – почему он трезвонит всю ночь?
У него были плечи лесоруба, шире, чем у бейсболиста, и я почти ждал, что он сейчас выскочит, вернется с топором размером со ствол красного дерева и с размаху разрубит меня пополам.
– Это мне мать звонит.
Я сказал правду только потому, что это легче, чем выдумывать ложь, в которую он не поверит.
– Мать? – переспросил менеджер. – Упорная женщина.
– Я бы так не сказал.
– А как бы сказали?
– Лучше промолчу.
Он пристально взглянул на меня, услышав неожиданный ответ. Я бросил ключ от номера на стойку.
– Можно было б в номере оставить, – заметил он. – Мне больше понравилось бы.
Я ушел, оставив его в недоумении, в безнадежных попытках представить себе мою мать. Наверно, почти все сыновья снисходительнее меня, особенно на расстоянии, но никто из них не знает, как я далеко, поэтому я не могу никому объяснить, почему не испытываю никаких сантиментов в День Матери. Между мной и окружающим миром лежит пролив, трещина, провал, которые все расширяются. Я не мог знать, что демаркация границ вызовет землетрясение, предваряемое несколькими ощутимыми, но незначительными толчками. Они случаются ночью, перед самым сном, когда меньше всего ожидаешь, что дрогнут и покосятся стены.
Землетрясение в один балл
Семь
Я был чего-то несправедливо лишен, но не знаю, чего именно, вот в чем дело. Одно знаю – мне так это нужно, что само желание стало важнее предмета, причем я долго не мог понять, насколько это опасно.
Согласно указателю на бесплатной автостраде, до Сан-Диего осталось два часа езды. Вчера я не успел уехать подальше, задержавшись сначала за завтраком, потом на Джайант-Тревел-плаза, в Национальном банке Гузберри, отвлекаясь на постоянные утомительные раздумья о Рози, о матери, Мэри. В любом случае, сегодня слишком поздно подъехал бы к порогу Мэри, хоть пока еще довольно рано. Со своими нездоровыми генами – от блудного отца с полу азиатски ми глазами и неродной матери без молока – постоянно боюсь, чтоб игральные кости не перевернулись, и за рулем обычно повинуюсь ограничениям скорости. А теперь нажал на акселератор, видя, как стрелка ползет к верхним пределам.