На своем веку ему пару раз случалось иметь дело с девичьей невинностью, но это было в незапамятные времена, когда был еще курсантом. Все происходило как в тумане и не подразумевало впоследствии никакой ответственности. Но здесь все было иначе: к этой девушке он относился с трепетным уважением, и в его планы не входило обидеть ее или причинить ей боль.
От всего этого Хантер даже вспотел и почувствовал себя окончательно сбитым с толку. Впрочем, и отступить уже не мог без ущерба для мужского самолюбия, и в конце концов он успешно справился с задачей пионера. Утомленные и счастливые, влюбленные уснули, когда за окном уже серело, а влажная предутренняя дымка, поднимавшаяся от реки, затянула небо и старушку-луну…
Когда герой-любовник открыл глаза, Афродиты рядом уже не было. Кровать напротив была смята, словно на ней кто-то лежал. Это, надо полагать, должно было просигнализировать няне, которая вот-вот должна была явиться с уборкой, мол, старшая сестра провела ночь именно там. В «генеральской» царили абсолютный порядок и стерильная чистота; ничто не напоминало о вчерашнем застолье и его замечательном продолжении.
Вскоре отворилась дверь, но вместо пожилой санитарки в палату ввалился подполковник медслужбы Седой. Вид имел пасмурный, глаза запали, да и расположение духа оставляло желать лучшего.
— Привет, старлей! — сумрачно обронил он, приближаясь, чтобы пожать руку Сашке. — А где Галина?
Подполковник так пристально оглядел кровать пациента, словно ожидал, что старшая сестра вот-вот выглянет из-под его одеяла.
— Ей-богу не знаю, — честно признался тот. И, чтобы прекратить всякие расспросы, поинтересовался: — Не желаете пять капель для поправки здоровья, Владимир Иванович?
— Там что, еще осталось? — Слабое подобие улыбки появилось на лице начальника «травмы».
Он без колебаний направился в соседнюю комнату. Хлопнула дверца холодильника. Судя по звукам, донесшимся оттуда, следовало — Седому в самом скором времени «похорошеет».
— Скажи-ка, — зажевывая веточкой петрушки, поинтересовался уже приободрившийся подполковник, — ты об Афгане с Галиной говорил? И что она?
— Сказал все как есть, и Женя Кулик со своей стороны добавил, — ответил Хантер с готовностью. — Да вы и сами слышали ее выступление на конференции.
— Хорошо говорила! — кивнул Седой. — Проникновенно, со слезой. Молодец девочка! Но это, Александр Николаевич, так сказать, увертюра. У меня к тебе целых два дела, и оба не из приятных. Ты как себя сегодня чувствуешь? Готов к бою и походу?
— Не сомневайтесь, Владимир Иванович. Я всякое повидал.
— Ну и правильно, — кивнул Седой, — как говорится, от поцелуя женского — до пули… В общем, дело обстоит следующим образом. Скажи-ка, старлей, сразу: ты в Афгане давал подписку о невыезде в связи с расследованием дела о воинском преступлении?
— Давал, — не без удивления ответил Хантер. — Но не формально. Меня сначала даже допросили, а затем освободили под ответственность командира соединения. Но до соединения я так и не доехал, а вместо этого оказался вот на этой самой кровати. — Он слегка похлопал ладонью рядом с собой, где постель, казалось, еще хранила девичье тепло. — А откуда вы об этом знаете?
— Честно скажу — мне нет дела до того, за что тебя тягала военная прокуратура в Афгане. — Подполковник прямо взглянул в глаза. — Но полчаса назад я встретился с майором Ревуновым, нашим особистом. И тот предупредил, что теперь, когда местонахождение твое установлено и личность, благодаря репортажу Пищинского, подтверждена, на меня как на начальника отделения возлагается обязанность следить за тем, чтобы ты ни в коем случае не покидал территорию госпиталя, поскольку ты находишься под следствием. Вскоре сюда прибудет следователь из прокуратуры Сороковой армии, он-то и примет решение, как с тобой быть в дальнейшем. Вник?
— Так точно, товарищ подполковник медицинской службы, — уныло буркнул Хантер.
Все как всегда: праздник кончается слишком быстро и начинаются армейские будни с их рутинной тупостью. Ну почему ему вечно везет на всяких идиотов?
— А теперь второе, Александр Николаевич… — Со стороны холодильника снова донеслись позвякивание и удовлетворенный выдох. — …Вопрос сугубо мужской. Что там у тебя с Галиной?
— Вы, Владимир Иванович, разве не говорили, — уклонился от прямого ответа Хантер, — что мы с нею вполне взрослые мальчик и девочка и вопросы дружбы, любви и войскового товарищества можем решать самостоятельно?