— Предложение? — обрадованно дернулся Хантер. — Неужто снимем гипс?
— Не спеши, еще не время, — остановил Седой. — Сделаем по-другому: переведем ногу в обычное положение и снова загипсуем. Сможешь ходить без костылей, опираясь на трость. Ну, а там — еще дней «надцать», и отправим твой гипс на свалку. Усек, герой? — подмигнул подполковник.
— Класс! — возликовал старлей. — Надоели мне эти ходунки, ну их к лешему!
Однако ликовать, как оказалось, было рано. За время, прошедшее после операции, нога привыкла к тому странному положению, которое ей придали под гипсовой повязкой, и никак не желала распрямляться. Сухожилие срослось, но стало толще и оказывало тупое и невероятно болезненное сопротивление. Хантер десять раз вспотел и высох, стискивая в зубах полотенце, чтоб не орать благим матом от боли. Попотеть пришлось и Седому, трудившемуся над его ногой в паре с молодым ассистентом. В конце концов пришлось ввести обезболивающее, и только после этого удалось управиться с непослушной конечностью.
Целый день ушел у старшего лейтенанта на то, чтобы прийти в себя после этих манипуляций. Время от времени он поднимался и, скрипя зубами, принимался расхаживать ногу в новой повязке, привязав к стопе шнурками больничный тапок.
Лишь на вторые сутки после памятного разговора с Седым Хантер наконец-то смог выбраться за пределы госпиталя. Бушуев — румяный и добродушный здоровяк лет тридцати с небольшим — подогнал машину прямо к приемному отделению. Старший лейтенант взгромоздился на сиденье, пристроив ногу поудобнее, а водитель сунул могучую лапищу и представился запросто: «Пашка!»
Отъехали. За госпитальным КПП замелькали улицы, от вида которых старлей уже успел основательно отвыкнуть. Поначалу было решено завернуть в «Березку» — сменить больничный прикид на что-то более достойное боевого офицера-афганца.
Задачка оказалась не для слабонервных. Из-за Сашкиной больничной пижамы и тапок их категорически отказались впустить в «чекушку», а когда старший лейтенант и его спутник закатили «шкандаль», вызвали милицию. Оперативно прибывший наряд проверил документы у «нарушителей», а затем вежливо распахнул перед ними двери магазина, до того казавшиеся непробиваемыми. Выяснилось, что старший наряда в свое время отслужил в Газни.
Девчонки-продавщицы демонстративно воротили нос от афганцев, бродивших между рядами и примерявших фирменные шмотки. И только когда Хантер вынул заначку, предусмотрительно припрятанную еще в самом начале «сквозняка», и зашелестел чеками, начали оттаивать. Примерно через час Хантера облачили в «нулевый» джинсовый костюм, рубашку-батник и кроссовки «Montana».
Затем он нахально подозвал одну из продавщиц, чей рост и фигура примерно совпадали с параметрами Афродиты, и заставил ее примерить так называемое «люрексовое», сверкающее металлической нитью, элегантное платье, которое показалось ему подходящим презентом. К платью добавил итальянские сногсшибательные туфли на шпильке, а покончив с этим, купил набор косметики и бутылку «Артемовского» красного шампанского.
Из «Березки» Хантер вышел упакованным с ног до головы, и картину эту не портила даже трость, на которую все равно приходилось опираться. Госпитальные рямки, подарки для Афродиты и одинокая правая кроссовка покоились в пластиковых пакетах, которые тащил Бушуев.
За цветами — огромным букетом гладиолусов (он не забыл Галкиных предпочтений!) и тортом пришлось завернуть на Центральный колхозный рынок.
Афродита, как выяснилось, жила довольно далеко от госпиталя — в новом спальном микрорайоне на самой окраине растянувшегося вдоль берега Волги огромного города. Подъезд оказался на удивление чистым, лифт работал, и с помощью Бушуева Александр в два счета доставил все свои пакеты и свертки на седьмой этаж.
У двери прапорщик оставил пакеты, а сам удалился, чтобы дождаться в машине «возвращения Будулая». Волнуясь, как перед первым десантированием парашютным способом, старший лейтенант нажал кнопку звонка. За дверью послышались легкие шаги. Молодой человек отступил на шаг, а вместо собственной физиономии подставил дверному глазку охапку пышных цветов.