— Давайте оставим эти истории для следующего раза, — мягко прервал ее Метатрон. — Уже поздно, наши друзья из «Предвиденья», должно быть, устали. Хеккеран-сан, вы пустите нас в дозор?
Часть 5. Один подслушанный разговор
Кинув тоскливый взгляд на склеп, Имина поплотнее закуталась в теплый темно-коричневый плащ с меховой оторочкой. Сейчас была середина июня, но на равнинах Каз мерзли все. Это не был какой-то естественный холод — что-то более эфемерное, то самое пресловутое «Дыхание Смерти», как называли это церковники. Это чувство можно было заставить отступить — достаточно было лишь отвлечься, заняться делом или попросту вступить в бой, но неизменно возвращалось, стоило только перестать двигаться, думать, куда-то стремиться…
Она еще раз покосилась на склеп, вход в который был занавешен плотной черной тканью — чтобы скрыть стоянку от посторонних глаз, а затем подняла голову, посмотрев на луну, чтобы оценить, сколько ей осталось мерзнуть.
— Почти все…
Если напрячь слух, она могла услышать тихие голоса, доносящиеся из склепа. Например — спокойный, до зубовного скрежета дружелюбный голос этого… как его… Мэтта.
У нее была аллергия на такие голоса, к тому же она знала — он что-то скрывает. Для этого не было никаких особых причин, но она чувствовала. Такие, как она — всегда чувствуют обман, даже в мелочах.
И нет — она имела ввиду не расу.
«Такие, как она» — это росшие на улицах не нужными никому, кроме себя самих озлобленными зверенышами. Прекрасно знающими, что если к тебе добры — значит, скоро ударят в спину; если говорят сладкие речи — значит, все они обман. К тому же — она была полуэльфийкой, недочеловеком, проклятым отродьем, предать которого — это даже не преступление против совести.
Одна только Колыбель знает, чего ей стоило сохранить свои уши и жизнь.
Но она справилась. Научилась отвечать на удар — тремя, а лучше — бить первой; видеть за улыбками — злобу и жадность, за успокаивающим тоном — шелест извлекаемого из ножен клинка; сражаться до конца, с яростью загнанного в угол зверя, не гнушаясь ничем — ни ударами в спину и между ног, ни отравленным лезвием; воровать, врать самой… Да много чему.
Когда-то она надеялась, что ее примут эльфы, что чистокровные долгоживущие сородичи будут лучше людей. Она ошибалась — они оказались точно такими же, разве что оскорбления, обращенные к ней сменились с «эльфийского выродка» на «человеческое отродье».
За все двадцать пять лет своей непростой жизни она знала лишь три исключения из правила: «Не верь никому! Никогда! Ни за что!»
Из состояния отстраненного созерцания ее выбил звук шагов, раздавшихся за спиной. Полуэльфийка не сделала себе труда обернуться — она узнала походку.
А потому даже не вздрогнула, когда по талии скользнули сильные руки, забираясь под плащ, горячее дыхание защекотало уши, порождая толпы мурашек, а саму ее крепко прижали к широкой, теплой и родной груди.
— Соскучилась?
— От тебя до сих пор пахнет нежитью, — проворчала она, но и пальцем не пошевелила, чтобы выбраться из плена его рук.
После двух дней на равнинах и десятка столкновений с нежитью, она и сама пахнет отнюдь не ромашками.
— Здесь все ею пахнет, — тихо ответили ей. Горячее дыхание медленно сместилось с ушей на щеку, скользнуло по шее…
— Держи себя в руках, животное.
Хеккеран на это заявление только приглушенно рассмеялся, зарывшись лицом в ее волосы.
— Мне кажется, или при нашей первой встрече ты сказала мне тоже самое?
— Ты заломил мне руки, прижал к стене и нагло облапал! Что еще должна была сказать в такой ситуации приличная девушка?
— Надо же, как все было… — протянул Хеккеран. — А мне казалось, что ты стянула у меня кошелек, я тебя догнал и просто пытался вернуть свою собственность.
— Арчи говорила, что люди умеют придумывать ложные воспоминания, обманывая самих себя. Слушай ее, она умная, в школах да Академиях училась, не то, что мы.
Он тихо фыркнул ей в волосы.
Пару минут они молчали, наслаждаясь возможностью побыть наедине, такой редкой и оттого- еще более драгоценной в походе.
— О чем вы говорили?
— Габриэль-сан рассказывала об их вере. Интересно оказалось послушать…
— Тебе что, Роба мало? — фыркнула Имина.
— У Роба как-то занудно получается — он все же не проповедник. А в книжке Габриэль-сан скорее красивая легенда, а не скучная проповедь.