— …Ну так и что же мне, все таки, делать? — переспросил Метатрон, когда Слейн замолчал.
— Ты хочешь, чтобы я выдал тебе готовый план? Ты ему последуешь, а окажусь виноватым, в случае чего — я?
Ангел бросил на него злой взгляд и досадливо дернул плечом.
— Сам же прекрасно понимаешь, что так нельзя. …Решай. У этого мира такая судьба — его будущее определяют чужаки. Это неправильно, глупо, несправедливо — но это так.
Слейн больше не стал ничего говорить — по его мнению, он сказал достаточно. Он был почти уверен в том, какой выбор сделает Метатрон, какой путь выберет — так же, как и сам ангел, скорее всего.
А если тот вдруг сделает неправильный выбор… что ж, Кериану удалось сделать невозможное — отец не уступит сыну.
— …Ты хотел спросить что-то еще?
«Он все еще здесь. Неужели вопросы не закончились?»
— Вроде того… Знаешь, есть такая притча — о мудреце, который прилег поспать на лугу. Ему приснилось, что он стал бабочкой, что порхает от цветка к цветку и вспоминает сон, от которого только что очнулась — в нем она была мудрецом. Когда мудрец проснулся, он долго пытался понять, кто он: мудрец, которому снилось, что он бабочка, или бабочка, которой приснилось, что она мудрец?
«Ах, вот оно в чем дело… Быстро же он догадался. Нам потребовались годы…»
Хотя, скорее всего, дело было в его расе — его друзья-игроки, вместе с которым он оказался в этом мире, были людьми, причем в большей части с нейтральным чувством справедливости, высокими по абсолютному значению параметрами мировоззрения обладали только он сам, Теократ и Ланс — жрец неопределенного архетипа, что-то среднее между «призыватель» и «баффер». На них все эти игровые условности действовали не так сильно…
А Метатрон был ангелом, с максимально положительным значением «чувства справедливости»,+500, к тому же его согильдийцы еще додумались прописать свой собственный лор, отличный от Иггдрасильского, записав своего кланлидера в Первенцы Творца… В Иггдрасиле он бы просто над этим посмеялся — чудят люди. Теперь же…
— К чему ты это? — спросил Слейн, желая, чтобы Метатрон четко выразил свои сомнения.
Новоиспеченный вампир вздрогнул, когда ангел повернул к нему голову — белесые глаза сияли нестерпимым для его новой натуры светом, заставив руки покрыться противной гусиной кожей. Сейчас, глядя на Метатрона, никто не смог бы догадаться, что когда-то он был человеком — на Слейна обратил взгляд Архангел, полностью подходящий под описание «воин Света».
— К тому, что проснувшись сегодня утром, я секунд десять не мог вспомнить — я игрок, оказавшийся в теле ангела, или Метатрон, который с какого-то перепуга решил прожить человеческую жизнь.
— А ты думал, получишь все задаром? — с удивившим даже его самого металлом в голосе спросил Слейн. — Чтобы не перенесло нас в этот мир, оно воплотило в реальность все — и игровую магию вплоть до красивостей в описании, и личности твоих НИПов, и мировоззрение персонажа — в том числе, буквально. У всего на свете есть своя цена, Метатрон. Это — наша. Некоторые назвали бы ее неприлично низкой…
— И что, хочешь сказать — выхода нет? Я исчезну — останется Метатрон?
На сей раз волшебник ответил не сразу. Отпустил руку сына, аккуратно положил ее на кровать, поправил одеяло, собираясь с мыслями… а потом с горечью признал.
— Меня предал человек, которого я знал всю жизнь, верил как себе самому, любил как брата. Он был некромантом с мировоззрением в минус триста. Я хотел бы сказать тебе, что он не виноват, что его таким сделали — и оправдать его в своих собственных глазах, но… в глубине души я знаю, что это не так. Выбор есть всегда. Он не мог забыть почти шестьдесят лет дружбы — шестьдесят, Метатрон! Не мог забыть тысячи сражений, через которые мы прошли вместе. Не мог позабыть сорок лет, за которые мы создали — с нуля! — государство, с которым приходилось считаться всем, процветающее вопреки всему. Он помнил все это — и все же предал меня, даже зная, что меня не привлекает власть как таковая, что я никогда не подниму на него руку первым. Все то, что мы пережили вместе, то, чего достигли — не могло оказаться менее значимым, чем какой-то там параметр, воплощенный неведомой херней! Он выбрал сам! Сам!
Он резко замолчал, осознав, что почти кричит, сжимая в кулаке простыню, оскалившись клыкастой улыбкой прямо в сочувствующие глаза ангела, уже утратившими свое неземное сияние.
— Что ж… — улыбнулся Метатрон, будто и не было этой дурацкой вспышки. — Это было убедительно.