«Слышал о „Хейдрун“?» — послал он сообщение Хольгеру. Сармат ответил без промедления: «Сегодняшние новости? Да, неприятное событие. Оказывается, у нас изучали химию. Семнадцать исследователей — и я не знаю ни одного.»
— Hasulesh, разумеется, — угрюмо сказал Линкен, когда сарматы собрались на берегу озера — уже после работы и её обсуждения. — Кто ещё убивает учёных? Ни один сармат…
— Кхм, — Константин кивнул на Гедимина, и взрывник осёкся и, помрачнев, уставился в землю.
— Бывают и просто лавины, — сказал Хольгер. — В Гренландии погода неустойчивая, а снега много.
— Из-за «просто лавины» Маркус бы туда не прибыл, — качнул головой Линкен. — Он найдёт, кто это сделал.
— А то после Ясархага он нашёл… — подал голос Бьорк, и все удивлённо мигнули — с тех пор, как мутант пришёл на берег, от него не слышали ни слова.
— Маркус знает, что делает, — буркнул Линкен. — Это мы не знаем. Это и к лучшему.
30 июня 39 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
Монорельс с тихим гудением сдвинулся на полметра, и Гедимин, протянув руку, сдёрнул с крюка первую сборку. Она весила почти центнер и была обернута защитным полем до такой степени, что её очертания не то что не прощупывались — их даже нельзя было рассмотреть; держать её в одной руке не мог даже сармат, и он перехватил её двумя руками и растянулся под удерживающими механизмами. Хвостовики вошли в пазы, электромагнитные захваты сработали — Гедимин почувствовал слабый рывок. Тщательно проверив расположение маркировок, он выпустил сборку из рук и выпрямился. Сидеть на краю корпуса было не слишком удобно и едва ли отвечало требованиям техники безопасности, — хорошо, что никто из Ведомства при этом не присутствовал.
«TZA» — вспыхнуло на подсвеченных клавишах переключения. Кран снова загудел. Вторая сборка уже была в отсеке. Чтобы проехать несколько метров от затянутой защитным экраном двери до корпуса реактора, ей понадобилось две минуты. Гедимин хмыкнул. «Хорошо, что они осторожны. Плохо, что у меня не получается.»
Семь центнеров — меньше, чем весила любая топливная сборка, с которыми сармат имел дело до сих пор; это была полная загрузка нового реактора, первая и, как надеялся Гедимин, последняя из доставленных внутрь вручную. Дальше должны были работать механизмы, и с края корпуса ремонтник видел некоторую их часть — электромагниты, при отключении которых заменяемая часть стержней должна была опуститься вниз, в специальные ячейки, и ячеистое дно корпуса — до определённого момента герметичное, после — пропускающее стержни вниз, к фиксирующим и выгружающим механизмам. Сармат успел проверить их на стальных болванках и даже на довольно хрупких стеклянных трубках, — даже изъеденный внутренними реакциями плутоний должен был выдержать выгрузку, не размазавшись по всему реактору.
В углу отсека послышался протяжный писк — термодатчики зафиксировали рекордную температуру. Все семь сборок были на месте, и охлаждения им уже не хватало. « HETA» — вспыхнула красная клавиша на потолке. Гедимин скатился с края корпуса и, рывком сдёрнув мешающее защитное поле, опустил рычаг и нажал несколько кнопок. Вспышек и гудков стало больше, но сармат не обращал на них внимания — он следил, как сборки опускаются в корпус, как один за другим срабатывают пояса внутренних датчиков, и отключаются генераторы защитных полей. Охладитель уже тёк внутри корпуса; сначала — тёплый, медленно остывающий вместе со сборками, вскоре он наполнил весь объём. Гедимин проверил насосы, проследил, как снижается, не успев подняться до опасного предела, температура, и ненадолго остановился, мысленно считая до тридцати. Такого волнения он не испытывал с тех пор, как впервые были запущены реакторы «Полярной Звезды». Усмехнувшись странной мысли, пришедшей в голову, он повернулся к установке и поднял руку ладонью вперёд.
— Attahanqa!
Невидимые нити, тёплые, почти горячие, оплели его пальцы и обвили запястье. Он не чувствовал сопротивления, когда опускал руку и поворачивался к щиту управления, но все волокна оставались на коже — даже тогда, когда он нажимал на клавиши и переключал очередной тумблер. Всё было готово к запуску излучателя, и Гедимин привёл его в действие — введя тот же «код» переменной интенсивности, что срабатывал сам по себе, пока сармат не разобрался с ним.