Вопросы, вопросы. Плетнёв вернулся в библиотеку и продолжил чтение.
И попытался, прочитав исследование музыкального языка Кыси, припомнить «песенку» Кыси. То, что она тогда пропела. К большому удивлению, припомнил! Сравнил с записью: Лаки записала композицию, очень похожую на то, что «говорит» Кысь. Ну-ка, припомним ещё раз. И снова получилось. А если вслух? Строго говоря, из здесь присутствующих кое-кому медведь на ухо наступил: в школе уроки пения были сущим мучением. С соответствующими оценками. Маме легко было сказать: не переживай, это либо есть, либо нет, огорчаться бессмысленно.
Вадим откашлялся и попробовал напеть пару фраз «музыкального приветствия». Чёрт, а ведь похоже на запись! Не будем предаваться гордыне, это не Шаляпин и не Лоретти, но уже не тот страх и ужас, который обычно выходит. Даже Галка, с её ангельским терпением, сумела пару раз выйти из себя.
Получается, Лаки, за два месяца, из состояния полного взаимного непонимания, сумела не только заинтересовать Кысь в общении с Видящими (так ведь и не прочёл, что это значит), но и договориться о «профилактике». Да так, что Контора вполне официально внесла её в список рекомендуемых процедур. Получается, это Кысь сумела объяснить Лаки, кто такие эти «мыши»? Убедить, что не вредит людям? Но откуда далеко идущие выводы про «информационных жучков», что это именно паразиты? Контора не принимает ничего на веру: только факты. Откуда взялись факты, на основании которых сделали такие выводы?
Голова пухнет. Вадим подумал, оставил досье Кыси в специальном шкафу (там тоже проверили допуск — и часы на руке, и панель на дверце шкафа отобразили соответствующую индикацию), и направился в столовую. Аппетит разыгрался не на шутку.
У Панкратова явный талант, при помощи доброго слова (иногда на основе русского нецензурного) доходчиво объяснять людям, что надо делать. И в этот раз сумел предотвратить попадание видеозаписей в Интернет: первым делом отключил всю мобильную и прочую радиосвязи в окрестностях здания, вторым — сумел выловить и провести разъяснительные беседы со всеми, кто видел происходящее. Дистанционно, естественно, и при помощи «Аргуса». Понятно, чего пришлось наслушаться «с той стороны» — у населения никогда не было взаимопонимания с госбезопасностью, и о «произволе спецслужб» успел услышать не один десяток раз. Самое большее после года службы на подобное уже не обращаешь внимания. Так участковый, которому по работе приходится общаться с бомжами, уже через месяц — другой не страдает от вида и запаха подопечных. Иначе никак.
— Хоть здесь всё получилось, — удовлетворённо сказал Панкратов. — Самые упёртые, конечно, словами всё пытаются описать, но это уже никому не интересно. Сейчас если нет видео — нет новости. Наших пациентов уже заперли где положено. Признайся, Сергеич, ты тоже скучал по «Левиафану»?
То самое первое дело, где «встретились» с прототипом того, что теперь называют Шодан. Скучать не скучает, ужасов нагляделся на всю жизнь, но именно на том деле, в логове врага, они с Агатой и познакомились. И вначале Колосов чуть не застрелил её — принял за эффектора — а потом они спасли друг другу жизнь минимум два раза. Скучать? Нет, но забыть невозможно.
— Упустили мы его, какая тут скука. Гордиться особо нечем. Кто-то ведь успел всё это скопировать и воспроизвести.
Панкратов покивал. Минимум два раза в год, по оперативным каналам приходит очередная новость: кто-то вновь находит вычислительный комплекс Шодан, и уничтожает. И каждый раз кажется, что уж теперь-то — навсегда. Тогда, по время «Левиафана», Шодан собрала в общей сложности более двадцати тысяч эффекторов. И была подлинная угроза государству в целом, более того — угроза полномасштабных военных действий по всей планете.
— У Архипова что-то есть. Нашёл следы в Засолье, и в доме Тормышева. Говорит, к обеду будет отчёт.