— Держите.
Лев Карлович мельком глянул на диск, пожал плечами, взял текст, пробежался цепким взглядом по строчкам…
— Ясно… Я так понял, что это ультиматум?
— Да ну, господь с вами, какой ультиматум! Это всего лишь предложение.
— То самое, от которого невозможно отказаться?
— Ну, это уж как вам будет угодно…
— Скажите, Иванов… Если это не ультиматум… Значит, мы можем с вами договориться?
— Ну естественно! За этим, собственно говоря, я и пришёл.
— Тэк-с… — Лев Карлович приятно порозовел, оживлённо потёр ладони и свойски подмигнул Иванову: — Ну?
— «Ну» — в каком плане?
— В смысле — сколько?
— Вообще-то я по цифрам информацией не располагаю. Но…
— Хорошо, давайте я помогу. Скажем так: двести «лимонов». А?
— Двести «лимонов» чего?
— Ну, если баксы не нравятся — не проблема, дадим в евро. Это не так важно. Это не вопрос. Скажите, когда и куда — вам занесут.
— То есть… Погодите, погодите… Вы что, хотите дать мне двести миллионов долларов?!
— Ну, долларов, евро — без особой разницы… Может, вам нужно связаться с вашим председателем, обсудить?
— В этом нет необходимости.
— А, понял: сумма вас не устраивает. Хорошо, назовите свою.
— Хи-хи… Хи-хи-хек…
Иванов громко, с подвизгом, хохотнул. Что называется, на ровном месте смешок поймал: сидел, смотрел на собеседника со всей серьёзностью, вдруг как прыснет…
— Не понял… — Лев Карлович начал медленно багроветь. — Вы…
— Да, теперь вы точно меня не поняли, — Иванов внезапно, как и начал, перестал веселиться. — Ситуация предполагает только два варианта развития событий, Лев Карлович. То есть вы либо соглашаетесь с предложением, либо отказываетесь. Насчёт всего остального — в том числе и брать какие-то деньги от вас, я, извините, не уполномочен.
— А предложение?
— Да ну, не прикидывайтесь, Лев Карлович!
— Ага… Отдать, значит, вам РОСГАЗ…
— Да не нам, а государству.
— Со всеми активами, без всяких условий…
— Но заметьте: никто ведь не неволит! Вы всё — сами. Хотите — откажитесь.
— А если нет?
— Ну что ж… Тогда степень вашей ответственности будет определена судом. В соответствии с действующим законодательством.
— Суд! Суд… Нет, я понимаю, кто за вами стоит. Понимаю, кем всё это было инициировано, но… Вы хоть представляете себе, какой это уровень?
— Представляю. Уровень — небожители. Сам удивляюсь! Как это меня вообще со свиным рылом сюда пустили?
— Да ладно вам паясничать! Это мы управляем Россией, вы понимаете, мы! Не ваше вшивое правительство, не проплаченная нами до последнего депутата Дума… Вы мне назовите хоть одну фамилию из моей категории… Приведите пример, кого из нас, таких, как я, хотя бы единожды привлекали к судебной ответственности или, паче того, дали бы срок?
— Да это ничего. Вы будете первопроходимцем. Пардон — первопроходцем. Извините, язык запутался…
— Ну и сколько?
— В смысле?
— В какой срок вы оценили мои прегрешения?
— А, это… Вообще-то я по цифрам информацией не располагаю — я вам сразу сказал, а вы почему-то насчёт денег подумали… Это всё будет решать суд. Но на мой взгляд, при участии лучших адвокатов с вашей стороны и колоссальных затрат по развалу дела… Минимум лет на пятнадцать. Минимум. А уж сколько нервов и здоровья уйдёт — даже и думать не хочется. Вы гляньте: тут у нас статьи-то все — подрасстрельные. А концерн всё равно заберут, как только вас упрячут в сизо, но уже в судебном порядке. Вы почитайте внимательно, для этого присутствуют все законные основания. Ну и, естественно, всё это станет достоянием широкой общественности. Насколько я знаю, для вас это — самое главное. Так что решайте.
— Иванов…
— Да?
— Нет, я понимаю, что вы — пешка, исполнитель… Но мне интересно: почему я? Я ведь не один успешно хапнул в своё время добрый кусок и торгую теперь стратегическим ресурсом России…
— Ой, вот это уже не ко мне. Но так, если по совести, положа руку на сердце, согласитесь: с вами ещё по-божески обходятся. У вас и без РОСГАЗА в активе сорок три промышленных предприятия, дающих в год минимум три миллиарда долларов. Так что без штанов не останетесь.
— Вы хорошо умеете считать чужие деньги…
— Да не в этом дело. Вам за этот самый кусок прощают такое, за что других никогда бы не пощадили. Меня, например, за такие чудачества моментом прислонили бы к стенке.
— Ну, у нас мораторий…
— Да за такие вещи меня бы и до суда не довели! Шлёпнули бы свои же, на первом этапе служебного расследования.