А потом к власти пришел Карлос Салинос де Гортари. Роль этого президента, занимавшего свой пост в 1988–1994 годах, в становлении мексиканской наркомафии как параллельной власти в стране трудно переоценить. В эти годы американскими властями проводилась весьма агрессивная политика по искоренению колумбийской наркомафии. Тогда же силами армии США был свергнут генерал Норьега, превративший Панаму в наркогосударство. И в это же самое время — мексиканские транзитеры из крупных начали возить наркотики в южные штаты США ни много ни мало — широкофюзеляжными лайнерами! Покупались ДС-10, Боинги 737 — и все эти борта, заполненные наркотиками под завязку перелетали через границу! Пока мелочь, курсирующую из Колумбии на Сесснах жестоко отлавливали — на громадные борта внимания не обращали совсем! Трудно поверить в то, что такая политика могла претворяться в жизнь без ведома и одобрения кого то из самых высших эшелонов власти США. И дело свое она сделала — буквально за несколько лет мексиканские наркомафиозные группировки накопили огромные капиталы и теперь они были уже не только транзитерами — но и кредиторами всех производителей наркотиков, кроме разве что тех, которые делали свое дело в Афганистане. Затем ситуация начала ухудшаться — в жизнь вступало абсолютно брошенное поколение, чьи родители работали на огромных фабриках, построенных фабрикантами из США в целях снижения издержек. Они работали за гроши, работали от заката и до рассвета — и на детей, на их воспитание времени совершенно не хватало. Круглые сутки предоставленные сами себе пацаны, большинство из которых уже не училось, стали легкой добычей для эмиссаров наркомафии, подыскивающих бойцов для будущих битв. Мафия — это круто, это почет и уважение, это возможность — если станешь боссом — ничего не делая зарабатывать за день столько, сколько твои родители зарабатывают за месяц, а то и за год. Мафия — это крутые американские машины и мотоциклы, это внушающая страх сила, которая вступится за любого ее члена. Мафия — это значит идти против государства, насквозь прогнившего и коррумпированного, от которого в своей жизни ни они ни их родители ничего хорошего не видели.
Так говорили люди в крутых костюмах, демонстративно сорящие деньгами — и пацаны им верили. О том, что мафия — это друг с которым ты вырос бок о бок и которого вчера изрешетили автоматными очередями из проезжающей машины, это пожизненное заключение или электрический стул, если попадешься — они не говорили…
Все двухтысячные годы ситуация только усугублялась. Если в начале нового тысячелетия обычной картиной стал двенадцатилетний торговец наркотиками, который торгует ими потому что его нельзя судить — то к концу нулевых обычной картиной стал тринадцатилетний убийца, который не умеет читать, но который положил уже столько людей, что их количество исчисляется двузначной цифрой. Мафия разъела Мексику изнутри, в некоторых городах не было уже ни одного честного полицейского. Зато теперь в городах была армия — солдаты на Хаммерах и пикапах с пулеметами выполняли те функции, которые не могла выполнять полиция — а в некоторых городах и просто подменяли собой упраздненную полицию. И все равно — ситуация ухудшалась.
Армия вместо полиции — такое было лишь в нескольких северных штатах, обстановка в Веракрузе такой тяжелой пока не была. Все-таки курорт, как — никак. Заодно — одна из основных перевалочных баз, принимающих наркоту с Венесуэлы, Колумбии, Бразилии. Серьезных посягательств на властвующих в городе Лос Зетас и Картель Залива пока еще не было. Пока…
Этот день, двадцать девятое июня две тысячи десятого года ничем не отличался от череды таких же мексиканских летних дней. Солнечный, жаркий, душный — хотя нет, здесь не душный — близость моря сказывалась. Такой же день и как и предыдущие, такой же какими обещали быть последующие. Но это был необычный день. Это был один из тех, внешне неприметных дней, которые попадают потом в учебники, превращаясь в исторические даты. Но некоторые такие дни в учебники не попадают — хотя историческими датами все же становятся.