Я снял с плеча винтовку, снял с предохранителя и дальше пошел уже осторожнее, просчитывая каждый шаг. Лес — место весьма опасное, если там живут те кто не захочет тебя видеть. А если эти лесные жители прошли школу Вьетнама — то лес для тебя становится смертельно опасным. Ловушек, придуманных вьетнамцами — великое множество. Как, например такая — ямка и штырь измазанный дерьмом. Наступаешь, протыкаешь ногу — при отсутствии квалифицированной медицинской помощи заражение крови гарантировано. А где ее взять то, медицинскую помощь, если ты за линией фронта, в разведвыходе? А ведь вместо штыря может быть и патрон в примитивной трубке — стволе без нарезов и с подложенным под капсюль бойком. Что уж говорить про более примитивные ловушки типа банальной растяжки, перекрывающей тропу…
Примерно через полчаса я вышел на место боя. Серьезного, судя по всему боя. Срезанные пулями, сломанные ветки, в одном месте обожженный мох. Куча следов…
— Дядя Генри… — позвал я.
В нескольких метрах от меня поднялось нечто напоминающее большой муравейник. Дядя Генри подготовился серьезно — залег не на ровном месте, зная, что любая куча привлечет внимание, специально нашел или выкопал под себя что-то типа ямы…
— Как ты меня нашел? — недовольно спросил он
— Очень просто. Позвал и все…
На лице чернокожего гиганта отразилась досада.
— Стареем. Стареем… А как ты понял, что здесь именно я?
— А кто же еще кроме тебя вместо того, чтобы сидеть дома и потягивать виски будет лежать в яме в ожидании гостей. На это хватит ума и крепости костей только у тебя…
Дядя Генри подошел ближе, ткнул меня кулаком в плечо, я ткнул в ответ, выражая тем самым то, что нельзя было выразить никакими словами…
— Что здесь? Все целы?
Дядя Генри помрачнел.
— Что… — спросил я, боясь услышать ответ
— Пошли. Дейв тебе все расскажет.
Дядя Дейв, ни от кого не скрываясь, сидел около своего дома, в обычном потертом камуфляже, с дробовиком в руках, небритый и осунувшийся. Увидев нас, он встал…
— Кто? — спросил я вместо приветствия
— Гораций… — тяжело промолвил Дейв — и Клиффорд. Горация и Клиффорда больше нет с нами.
Помолчали.
— Мне жаль — сказал я наверно самое глупое, что можно было сказать в такой ситуации.
Старик сурово посмотрел на меня.
— Не стоит. Мы сами выбрали эту судьбу, и ты тоже. Каждый выбирает свою судьбу сам. Они умерли как солдаты, с оружием в руках, в бою. Они сами выбирали себе такую жизнь — и когда подошло время умирать, они сами выбрали себе смерть. Думаю, это лучше, чем умереть в каком-нибудь доме престарелых, пуская слюни и в подгузнике, даже если так и удастся пожить лет на пять подольше.
— Сколько их было?
— Восемь. Пятерых удалось взять живыми, один совсем плох. Мы ждали тебя.
— Откуда вы знали, что я приеду?
— Мы не знали. Если бы ты не появился — мы бы ждали еще неделю, а потом казнили бы их. Но раз ты появился — решать, что с ними делать тебе.
— Они ее видели?
— Нет.
— Где она?
— В десятке метров от тебя. Наверху, спит.
Я помолчал. А что тут говорить…
— Спасибо, дядя Дейв…
Старик кивнул
— Кто она тебе?
Я задумался. А правда — кто?
— Так… Никто. Подобрал у мотеля. В Техасе…
Старик покачал головой.
— Не бросай её. Она… настоящая.
— Я знаю.
Оставив автомат в холле, я поднялся по старой, скрипучей деревянной лестнице на мансардный этаж. Она не спала — она сидела на кровати и смотрела мне в глаза. А я смотрел в глаза ей…
Вот так…
— Как ты?
Как я? Да в принципе, все нормально. Если не считать того, что все те, с кем я ушел на эту войну не смогут вернуться на свою родину даже мертвыми, а меня самого тоже приговорили к смерти, но я чудом уцелел. Если не считать того, что половина моей страны стала беженцами. А так — все нормально, никаких проблем. Keep smile!
— Плохо… — честно ответил я — а ты?
— Не лучше.
— Знаешь, что происходит?
— Нет…
Я достал газеты — их я свернул толстым свертком и засунул сзади за пояс. Бросил ей на кровать…
— Читай.
Мария подхватила газеты, развернула одну, другую, пробежала набранные жирным шрифтом заголовки, стремительно бледнея…
— Что… что происходит.
— Начался государственный переворот. В игру играет кто-то третий, он сломал игру всем — и нам, и им, всем. Власти больше нет как таковой, и не факт что она будет. Наступает время беспредела…
— Я… я его знаю…
— Кого? — не понял я
— Вот этого!
Я подошел ближе, взял из ее рук газету, просмотрел. Губернатор Калифорнии расстрелян неизвестными во время обращения к народу. Погибли несколько полицейских. Три фоторобота на всю переднюю полосу.
— Которого?
— Вот этого! — она показала на первый фоторобот слева.
— Откуда ты его знаешь?
— Он не раз бывал у нас в доме. Разговаривал с отцом.
— Как его звали? Когда ты видела его в первый раз?
Мария наморщила лоб, вспоминая
— Примерно год назад. Его привел дон Алехандро Фуэнтес, он тоже из картеля, живет недалеко от Мехико. А звали его… Гонсало! Его все звали синьор Гонсало.
— Кто он такой? Он мексиканец?
— Нет… кажется.
— Кажется или нет?
— Черт, не дави на меня… Он… кубинец, по моему. Да, точно, кубинец, он ненавидит Кастро, точно, я вспомнила…
Я сел у кровати, прямо на пол. В голове шумело, словно в авиалайнере при резком наборе высоты…
Кубинец!
Ну конечно же! Кубинцы. Тот самый Карлос Кортес из Метро Дейд и этот… синьор Гонсало. Все эти россказни про антикастровскую оппозицию — полный бред, Майами буквально кишит кубинскими агентами, проплывшими девяносто миль свободы и рассказавшими про то, как они ненавидят Кастро. Кастро наверное смеется на всем этим.
Кубинцы!
Кубинцы и есть эти самые третьи! Господи, как они подгадали момент. В тот самый момент, когда у нас нет власти и мы не можем ничего сделать, в тот самый момент, когда все гиены кинулись на тяжело раненого льва, в тот самый момент Куба становится ядерным государством. И мы ничего с этим не можем поделать.
Или этот момент они не подгадали…
— Что с тобой? Питер, что с тобой — донеслось как будто сквозь мокрую вату.
А что если они… не подгадали, а сами создали момент. А что если они знали изначально обо всем!?
— Питер!
— А? — я машинально потер щеку — ты это за что?
— Ты где? Что с тобой?
Тяжелая рука, даже и не подумаешь…
— Да так. Ничего… — я пытался просчитать новую ситуацию — ты почему мне не сказала?
— О чем?
— О твоем отце и об этом… синьоре Гонсало.
Мария презрительно фыркнула
— А смысл? В нашем доме никогда не закрывалась дверь. К отцу приходили многие, и он редко кому отказывал.
— Этим он, похоже, отказал…
— Ты о чем?
— Скажи мне такое. Твой отец когда нибудь рвался в политику? Пытался сам стать политиком, или покупал политиков?
Мария недоуменно воззрилась на меня.
— Нет, конечно.
— Почему «конечно»? Мафия всегда стремится в политику.
Она улыбнулась — светло так…
— Ты не знал моего отца… Папа в душе оставался простым крестьянином, его тянуло к простым людям, он любил помогать людям, а не финансировать политические компании. Кстати, Дон Алехандро во многом отвечал в картеле за легальный бизнес и за подкуп политиков. Хотя свои деньги, конечно отмывал каждый сам.
— Вот они его и убили. Наняли Ларедо, он и убил твоего отца.
— Но за что?
— За что… Видимо, твой отец знал о том, что произойдет. Может быть, не все. Но что-то знал. Знал и про Кубу и про Майами. Возможно, он даже стал угрожать, что помешает им. Тогда они ликвидировали его, нанесли удар первыми. Ты когда-нибудь слышала про вторую Реконкисту?
— Этот бред? Этим занимается тот, кому нечего делать.
— Не скажи. Если ты общаешься с политиками — то рано или поздно сам становишься политиком, кем бы ты ни был до этого. Похоже, кубинцы искали союзников, и нашли их в лице наркомафии. Твой отец был против — они его убили…
Я встал на ноги
— Дай-ка…
Я бегло просмотрел газеты, складывая картинку. Мексика. Что мы сделали в Мексике? Мы убрали главарей… но остались исполнители. Много хорошо вооруженных исполнителей без единого командования. Дальше с ними должна была разобраться полиция, армия, местные спецслужбы… отруби голову змее и она перестанет быть опасной. Но если кто-то знал про операцию… или просто имела место дичайшее совпадение? Да не может быть таких совпадений… и все же…