енее, не являлось редким, что, конечно, объяснялось тонкостями географии и опять же истории. На ходу застёгивая зелёную, под цвет глаз, сумку на чёрном ремешке, Карина проходила через двойные стеклянные двери мединститута, перевоплощаясь на манер японских аниме из будущего врача в яркую представительницу слабого пола, в чем определённо стоило усомниться, глядя на мгновенно осунувшегося Лаврова, брови которого поползли вверх, словно Лавров извинялся за своё присутствие. Карина осветила его своей улыбкой, взяла под руку и, ослеплённого, направила в сторону кинотеатра в нескольких кварталах по той же улице. Располагая часом свободного времени, пара остановилась у фонтана в зелёном сквере, мало сглаживающем шум центральной улицы города, но влекущего своей простодушной красотой. - А ведь обычно светлоголовая дама бросается в объятья тёмного красавца, - прозвучало справа от Лаврова. Алексей обернулся и встретил цепкий взгляд пожилого мужчины, седого и скорее, худощавого, нежели крепкого. Тем не менее, осанка его была прямой и отчего-то гордой. - Простите, Вы хотели сказать «светловолосая»? - заинтересовалась Карина, сразу уловившая контраст картины из слов и реальности. - Да что Вы, я же не художник, я психотерапевт. Ваш спутник - самый что ни на есть светлоголовый представитель рода человеческого. Хотите, расскажу Вам про него? Алексей, несколько вышедший из поля обаяния Карины, направившей своё внимание на интересного собеседника, вспомнил случай с цыганкой, вычитанный им когда-то в интернете. На классическую реплику «Позолоти ручку» рассказчик достал из кармана баллончик с золотой краской и буквально выполнил просьбу цыганки, обогатив свой лексикон отборной цыганской бранью. Машинально Алексей сунул руку в карман, но в нём оказалась лишь десятирублёвая банкнота, которой вряд ли можно было откупиться от интригующего предложения. - Для начала проведём калибровку, - подмигнул не то Карине, не то Алексею, а то и вообще южному поздне-апрельскому солнцу собеседник. - Расскажу про Вас, красавица. А если всё правда - задержу Вас на подольше. - Мы в кино опоздаем, - шепнул Карине Лавров, целевой аудиторией реплики считая шутника с сединой в голове. - Да не опоздаем, конечно, мне очень интересно, это ведь наш коллега, - и Карина всем телом обратилась в сторону уличного астролога, как про себя окрестил собеседника Лавров. - Вы жаждете держать всё под контролем, испытывая необходимость получать мужское внимание, которое Вы недополучили в детстве от строгого отца, отдалённого как душой, так и телом. Единственные его реплики в Вашу сторону касались Ваших достижений, оттого Вы связываете свою надежду на большую любовь с количеством своих побед в любой сфере, что, несомненно, позволит Вам построить блестящую карьеру, если Вы не дадите слабому мужчине разрушить её и Вашу жизнь. Помешать Вам может только сей фактор. Лицо Карины, обрамлённое чёрными локонами, растрепать которые было не под силу даже неизменному ростовскому ветру, побледнело. - Ага, видите, я прав, я прав? - почти как шаловливый ребёнок обрадованно воскликнул «астролог». Никто его не мог остановить. Какая-то часть Лаврова старалась проанализировать слова, характеризующие саму Карину, а какая-то была парализована мыслью, что «астролог» в продолжение своего монолога ткнёт в Лаврова пальцем и объявит его тем самым «слабым мужчиной». - Ну, а теперь с Вами, молодой человек. Ваше стремление спасать мир конкурирует с идеей самопожертвования, очевидно, ввиду некоторых семейных установок, например, отец очень ответственно подходил к своей работе, а мать ставила эту ответственность выше себя и своих потребностей. Так или иначе, в какой-то момент Вам придётся сделать выбор - благо мира или личное счастье. Есть у одного классика хорошенькая финальная фраза: «Отказаться от всего ради личного счастья - может быть, и означает поражение, но это поражение лучше всяких побед». А продолжение, знаете, какое? «Какую цену приходится платить человеку за то, чтобы не быть бессмысленной тварью!» Каково? Это не мои вам шуточки. Ну да вы в кино опоздаете! Всего доброго! И спина в сером полупальто удалились, смешавшись сначала с зеленью сквера, а затем и вовсе исчезнув в движении города. Ни Алексей, ни Карина не запомнили, какой фильм они смотрели. Зато спустя десять лет после той встречи, когда коллеги Лаврова, жужжа об успехе ростовского психиатра после смены, оставили на столе одну из его книг, Лавров опустил глаза и встретился взглядом с автором, глядевшим на него с обложки. Пётр Грач. «Чтение лиц». «И надо же было тебе тогда попрактиковаться на нас...», - с досадой подумал молодой хирург, засовывая книгу между своих папок в кожаной сумке, всегда тесной для её содержимого. Вещи аккуратно складывались в небольшой чемодан, который Лавров неизменно брал с собой в тур выходного дня, дабы ограничиться ручной кладью, а не рисковать и без того ограниченным временем в ожидании и поиске своего багажа, ползущего среди других саквояжей по монотонно гудящей ленте. На сей раз Лавров готовился «телепортироваться» в Дубай. А почему бы и нет? Старинные европейские города со своей историей, архитектурой всегда ставились Лавровым на первое место. К тридцати пяти он такими короткими набегами исследовал и Европу, и острова. Конечно, последние проигрывали и своей многочасовой «телепортацией», и полным несоответствием цели поездки - остаться в одиночестве. Нет, разумеется, на островах можно потеряться в своём бунгало, но на фоне пар, позирующих в светлых одеяниях для местных, набивших мозоль на пальцах, фотографах, было несуразно отдавать своё время и деньги ради чтения книги в гамаке под пальмой, как бы красиво это не выглядело через фильтры Instagram. Все «симптомы» выходных как-то лёгкий загар, редкие снимки какой-нибудь диковинной рыбы и билеты ликвидировались Лавровым до выхода на работу путём несложных операций - хорошей ванной, переносом медиа в «облако» и выносом мусора. Лавров надеялся увидеть на своих билетах Прагу, но горящий тур в Дубай перевесил чашу весов в совсем противоположную сторону. Пройдя таможенную зону в ростовском аэропорту в полвторого ночи, Лавров оставался в неспящем режиме исключительно для того, чтобы продолжить сон, прерванным полутора часами ранее, уже в кресле самолёта. Умение просыпаться быстро и засыпать в любое время являлось если не врачебным долгом, то, как минимум, тестом на профпригодность. Полчаса в полупустом зале перед посадкой на борт годились разве что для осознанного отключения от работы, родного города и некоторых особых причин. На сей раз причин было две - та девочка, «подписанная» не той ручкой, и сцена недельной давности на врачебной планёрке. Лавров прикрыл глаза, восстанавливая все фразы, зная, что эти кадры ему не дадут уснуть, пока он не соберёт их заново как пазл и не выбросит хотя бы на пару дней из своего сознания. Он сидел во втором ряду, слушая, как заведующая отделением устраивала выволочку новому хирургу. Не вдаваясь в подробности претензий, Лавров разглядывал говорящую, как если бы он сам хотел научиться читать по лицам. Зелькина Антонина Михайловна. Лавров едва ли быстро бы запомнил это сочетание, если бы не немалое количество раз, которое ему приходилось стучаться в её кабинет, табличка с ФИО на двери которого оглашала значимость нахождения в нём этой важной персоны. Высокая худощавая женщина, чьи длинные руки вкупе с её сутулостью, казалось, позволяли ей дотянуться до чего угодно и кого угодно. Крашенные в рыжий цвет волосы, постепенно теряющие свою огненность, раз в месяц загорались снова, скрывая тонкую линию седины у корней. Волосы, собранные на затылке в причёску, обычно именуемую у школьниц «мальвинка», со спины молодили их обладательницу, но, стоило ей обернуться, как пронзительно-презрительный взгляд серо-зелёных глаз умело гипнотизировал до немоты любого собеседника, а узкие губы, всегда сжатые и тянущие к себе сотню мелких морщинок, «выплёвали» одну и ту же реплику: «В хирургическом отделении есть вещи поважнее этих, поверьте». Как правило, диалог на этом заканчивался. Планёрка шла уже более часа. У Лаврова была назначена операция, к которой он не успел как следует подготовиться из-за пробок, созданных ростовскими «кротами» - как всегда в будний день, как всегда на центральной улице. Об этом знала и Зелькина. Но, встречаясь с говорящим взглядом Лаврова, она невозмутимо продолжала публичную порку его коллеги, по-видимому, совершенно уверенная в том, что в хирургическом отделении в данный момент не было вещей поважнее, о чём и шепнул соседке Лавров. - Я не нуждаюсь в дублёрах, Алексей Анатольевич, - бросила в его сторону Зелькина. Планёрка, тем не менее, на этом завершилась. Лавров не придал значения ни своей реплике, ни комментарию Зелькиной, уверенный в том, что теперь он был свободен. - Алексей Анатольевич, а задержитесь-ка, - услышал Лавров. Он обернулся, желая лишь одного - быстрее удалиться из этого кабинета. - Знаете, что бывает, если наступить кошке на хвост? - раздалось со стороны Зелькиной, собирающей бумаги на столе и не глядевшей на Лаврова, словно она была учительницей в школе, и, отчитывая нерадивого ученика, одаривать его взглядом считала слишком дорогим подарком. Лавров моргнул, не поверив в то, что его «дублёрство» послужило для Зелькиной поводом «обозвать» себя кошкой. - Быть