их папок в кожаной сумке, всегда тесной для её содержимого. Вещи аккуратно складывались в небольшой чемодан, который Лавров неизменно брал с собой в тур выходного дня, дабы ограничиться ручной кладью, а не рисковать и без того ограниченным временем в ожидании и поиске своего багажа, ползущего среди других саквояжей по монотонно гудящей ленте. На сей раз Лавров готовился «телепортироваться» в Дубай. А почему бы и нет? Старинные европейские города со своей историей, архитектурой всегда ставились Лавровым на первое место. К тридцати пяти он такими короткими набегами исследовал и Европу, и острова. Конечно, последние проигрывали и своей многочасовой «телепортацией», и полным несоответствием цели поездки - остаться в одиночестве. Нет, разумеется, на островах можно потеряться в своём бунгало, но на фоне пар, позирующих в светлых одеяниях для местных, набивших мозоль на пальцах, фотографах, было несуразно отдавать своё время и деньги ради чтения книги в гамаке под пальмой, как бы красиво это не выглядело через фильтры Instagram. Все «симптомы» выходных как-то лёгкий загар, редкие снимки какой-нибудь диковинной рыбы и билеты ликвидировались Лавровым до выхода на работу путём несложных операций - хорошей ванной, переносом медиа в «облако» и выносом мусора. Лавров надеялся увидеть на своих билетах Прагу, но горящий тур в Дубай перевесил чашу весов в совсем противоположную сторону. Пройдя таможенную зону в ростовском аэропорту в полвторого ночи, Лавров оставался в неспящем режиме исключительно для того, чтобы продолжить сон, прерванным полутора часами ранее, уже в кресле самолёта. Умение просыпаться быстро и засыпать в любое время являлось если не врачебным долгом, то, как минимум, тестом на профпригодность. Полчаса в полупустом зале перед посадкой на борт годились разве что для осознанного отключения от работы, родного города и некоторых особых причин. На сей раз причин было две - та девочка, «подписанная» не той ручкой, и сцена недельной давности на врачебной планёрке. Лавров прикрыл глаза, восстанавливая все фразы, зная, что эти кадры ему не дадут уснуть, пока он не соберёт их заново как пазл и не выбросит хотя бы на пару дней из своего сознания. Он сидел во втором ряду, слушая, как заведующая отделением устраивала выволочку новому хирургу. Не вдаваясь в подробности претензий, Лавров разглядывал говорящую, как если бы он сам хотел научиться читать по лицам. Зелькина Антонина Михайловна. Лавров едва ли быстро бы запомнил это сочетание, если бы не немалое количество раз, которое ему приходилось стучаться в её кабинет, табличка с ФИО на двери которого оглашала значимость нахождения в нём этой важной персоны. Высокая худощавая женщина, чьи длинные руки вкупе с её сутулостью, казалось, позволяли ей дотянуться до чего угодно и кого угодно. Крашенные в рыжий цвет волосы, постепенно теряющие свою огненность, раз в месяц загорались снова, скрывая тонкую линию седины у корней. Волосы, собранные на затылке в причёску, обычно именуемую у школьниц «мальвинка», со спины молодили их обладательницу, но, стоило ей обернуться, как пронзительно-презрительный взгляд серо-зелёных глаз умело гипнотизировал до немоты любого собеседника, а узкие губы, всегда сжатые и тянущие к себе сотню мелких морщинок, «выплёвали» одну и ту же реплику: «В хирургическом отделении есть вещи поважнее этих, поверьте». Как правило, диалог на этом заканчивался. Планёрка шла уже более часа. У Лаврова была назначена операция, к которой он не успел как следует подготовиться из-за пробок, созданных ростовскими «кротами» - как всегда в будний день, как всегда на центральной улице. Об этом знала и Зелькина. Но, встречаясь с говорящим взглядом Лаврова, она невозмутимо продолжала публичную порку его коллеги, по-видимому, совершенно уверенная в том, что в хирургическом отделении в данный момент не было вещей поважнее, о чём и шепнул соседке Лавров. - Я не нуждаюсь в дублёрах, Алексей Анатольевич, - бросила в его сторону Зелькина. Планёрка, тем не менее, на этом завершилась. Лавров не придал значения ни своей реплике, ни комментарию Зелькиной, уверенный в том, что теперь он был свободен. - Алексей Анатольевич, а задержитесь-ка, - услышал Лавров. Он обернулся, желая лишь одного - быстрее удалиться из этого кабинета. - Знаете, что бывает, если наступить кошке на хвост? - раздалось со стороны Зелькиной, собирающей бумаги на столе и не глядевшей на Лаврова, словно она была учительницей в школе, и, отчитывая нерадивого ученика, одаривать его взглядом считала слишком дорогим подарком. Лавров моргнул, не поверив в то, что его «дублёрство» послужило для Зелькиной поводом «обозвать» себя кошкой. - Быть может, завизжит? - предположил Лавров. - Может быть. А ещё она может прокусить ногу. Кстати, вещь довольно неприятная. - Полагаю, - ответил Лавров. Зелькина продолжала собирать бумаги, оставив Лаврова в этой извечно неудобной позиции «начальник - подчинённый». Через несколько секунд она всё-таки подняла глаза и «выплюнула»: - В хирургическом отделении нет более важных дел, чем стоять у меня в кабинете? Лавров развернулся и вышел. Когда через сутки после операции у его пациента поднялась температура, Алексей, слишком хорошо знающий о частотности такой реакции организма на хирургическое вмешательство, тем не менее, не мог не «уколоть» себя мыслью, что в этом была и его вина, помня своё горящее лицо во время операции через сорок минут после общения с Зелькиной. В начале восьмого самолёт блеснул крылом Дубаю, а тот дружелюбно пригласил его приземлиться. Надевая солнцезащитные очки, Лавров вышел из самолёта и направился к выходу из аэропорта, чтобы сразу взять такси. Чистота Эмиратов соответствовала чуть ли не медицинским планкам, что не могло не импонировать врачу, пусть и на отдыхе. Лавров отнюдь не страдал мизофобией, но кто был бы против того, чтобы риск подхватить какую-нибудь экзотическую инфекцию был снижен до минимума. Номер в отеле с видом на пляж и голубую гладь Персидского залива на два дня должен был стать пристанищем Лаврова, о чём, конечно, позаботилось турагенство. Чемодан опустел, шкаф слегка наполнился, душ был проверен на наличие горячей воды, скорее, как must-be, чем необходимость в дубайской жаре, где достаточно было бы и прохладной воды, чтобы освежиться. Лавров опустил руки под воду и только тогда ощутил, что вокруг него не было предметов его врачебного кабинета, ему предстоял осмотр не пациента, а местных достопримечательностей, и, наконец, он мыл руки не для посетителя, а для себя самого. Зал, в котором размещался долгожданный и желанный завтрак, пестрил свеженарезанными фруктами, что, несомненно, было на руку убеждённости Лаврова в том, что врач должен подавать пример, в том числе, и здоровым питанием. Тарелка опустилась на стеклянную поверхность стола, звякнув, и в то же самое мгновение Лавров услышал голос, который он мог спутать только с его записанным на диктофон аналогом. «Да ладно,» - подумал Лавров, оборачиваясь. В нескольких шагах от него, возле кофемашины, стояла Карина. Нет, не та Карина, которую он запомнил на её выпускном в платье бутылочно-зелёного цвета, не та Карина, которую он догонял на такси, когда, столкнувшись с ней на улице, увидел дикую боль в её глазах, и, оторопев, не сразу понял, как она села в машину и уехала от него по неведомой ему причине. Это была совершенно другая... взрослая женщина, внутренний мир которой был для него так же непонятен, как противоречащие друг друга анализы, которые, по логике, должны были всего лишь подтвердить очевидный диагноз. Лавров замер. Но взгляд человека имеет силу гораздо бОльшую, чем мысли, и, через секунду Карина поджала губы, набрала в грудь больше воздуха, словно у неё перехватило дыхание, и подняла глаза, встретившись взглядом с Лавровым. Руки её держали маленькую чашечку с горячим кофе, которая в этой сцене играла роль единственного предмета, являющего собой реальную опасность на фоне молчаливой перестрелки взглядов. «Одна?» - было первой мыслью вышедшего из оцепенения Лаврова. Всё ещё стоя у столика с единственной тарелкой с фруктами, Лавров протянул руку к Карине, что для всех окружающих выглядело как самый обычный жест, приглашающий красивую женщину за столик. Карина сделала шаг в его сторону. И лишь теперь, овладев собой, улыбнулась двойной улыбкой - наигранно-вежливой внешне и трогательно-чувственной изнутри. С возрастом женщина учится притворяться. Но только настоящая женщина умеет находить в этой слабости силу. - Давай сразу сойдёмся на том, что мы встретились здесь не случайно, и оставим этот вот удивлённый тон начала беседы для дешёвых сериалов, - сказал Лавров, дополняя свой столик ещё одним стулом с мягкой спинкой. - Тогда дай мне хотя бы пару минут, чтобы опомниться, - выдохнула лёгкий смех Карина. - Я дипломат. Я умею ждать, - уверенно сказал Лавров. - Ты врач, мне ли не знать, - улыбнулась Карина. - Ого, а я думал, ты всё забыла, - пошутил было Лавров, но по дрогнувшим ресницам Карины понял, что и такая невинная фраза была прогулкой по минному полю. - Давай я просто выпью кофе, и мы выйдем отсюда, - произнесла Карина. «Пожалуй, иногда можно уступить инициативу и даме», - подумал Лавров, промолчав в ответ, чтобы не перечеркнуть вполне приемлемую для него линию развития событий. Удалившись от шума отеля под сень экзотических насаждений, Лавров шёл по вымощенной ка