ожет, завизжит? - предположил Лавров. - Может быть. А ещё она может прокусить ногу. Кстати, вещь довольно неприятная. - Полагаю, - ответил Лавров. Зелькина продолжала собирать бумаги, оставив Лаврова в этой извечно неудобной позиции «начальник - подчинённый». Через несколько секунд она всё-таки подняла глаза и «выплюнула»: - В хирургическом отделении нет более важных дел, чем стоять у меня в кабинете? Лавров развернулся и вышел. Когда через сутки после операции у его пациента поднялась температура, Алексей, слишком хорошо знающий о частотности такой реакции организма на хирургическое вмешательство, тем не менее, не мог не «уколоть» себя мыслью, что в этом была и его вина, помня своё горящее лицо во время операции через сорок минут после общения с Зелькиной. В начале восьмого самолёт блеснул крылом Дубаю, а тот дружелюбно пригласил его приземлиться. Надевая солнцезащитные очки, Лавров вышел из самолёта и направился к выходу из аэропорта, чтобы сразу взять такси. Чистота Эмиратов соответствовала чуть ли не медицинским планкам, что не могло не импонировать врачу, пусть и на отдыхе. Лавров отнюдь не страдал мизофобией, но кто был бы против того, чтобы риск подхватить какую-нибудь экзотическую инфекцию был снижен до минимума. Номер в отеле с видом на пляж и голубую гладь Персидского залива на два дня должен был стать пристанищем Лаврова, о чём, конечно, позаботилось турагенство. Чемодан опустел, шкаф слегка наполнился, душ был проверен на наличие горячей воды, скорее, как must-be, чем необходимость в дубайской жаре, где достаточно было бы и прохладной воды, чтобы освежиться. Лавров опустил руки под воду и только тогда ощутил, что вокруг него не было предметов его врачебного кабинета, ему предстоял осмотр не пациента, а местных достопримечательностей, и, наконец, он мыл руки не для посетителя, а для себя самого. Зал, в котором размещался долгожданный и желанный завтрак, пестрил свеженарезанными фруктами, что, несомненно, было на руку убеждённости Лаврова в том, что врач должен подавать пример, в том числе, и здоровым питанием. Тарелка опустилась на стеклянную поверхность стола, звякнув, и в то же самое мгновение Лавров услышал голос, который он мог спутать только с его записанным на диктофон аналогом. «Да ладно,» - подумал Лавров, оборачиваясь. В нескольких шагах от него, возле кофемашины, стояла Карина. Нет, не та Карина, которую он запомнил на её выпускном в платье бутылочно-зелёного цвета, не та Карина, которую он догонял на такси, когда, столкнувшись с ней на улице, увидел дикую боль в её глазах, и, оторопев, не сразу понял, как она села в машину и уехала от него по неведомой ему причине. Это была совершенно другая... взрослая женщина, внутренний мир которой был для него так же непонятен, как противоречащие друг друга анализы, которые, по логике, должны были всего лишь подтвердить очевидный диагноз. Лавров замер. Но взгляд человека имеет силу гораздо бОльшую, чем мысли, и, через секунду Карина поджала губы, набрала в грудь больше воздуха, словно у неё перехватило дыхание, и подняла глаза, встретившись взглядом с Лавровым. Руки её держали маленькую чашечку с горячим кофе, которая в этой сцене играла роль единственного предмета, являющего собой реальную опасность на фоне молчаливой перестрелки взглядов. «Одна?» - было первой мыслью вышедшего из оцепенения Лаврова. Всё ещё стоя у столика с единственной тарелкой с фруктами, Лавров протянул руку к Карине, что для всех окружающих выглядело как самый обычный жест, приглашающий красивую женщину за столик. Карина сделала шаг в его сторону. И лишь теперь, овладев собой, улыбнулась двойной улыбкой - наигранно-вежливой внешне и трогательно-чувственной изнутри. С возрастом женщина учится притворяться. Но только настоящая женщина умеет находить в этой слабости силу. - Давай сразу сойдёмся на том, что мы встретились здесь не случайно, и оставим этот вот удивлённый тон начала беседы для дешёвых сериалов, - сказал Лавров, дополняя свой столик ещё одним стулом с мягкой спинкой. - Тогда дай мне хотя бы пару минут, чтобы опомниться, - выдохнула лёгкий смех Карина. - Я дипломат. Я умею ждать, - уверенно сказал Лавров. - Ты врач, мне ли не знать, - улыбнулась Карина. - Ого, а я думал, ты всё забыла, - пошутил было Лавров, но по дрогнувшим ресницам Карины понял, что и такая невинная фраза была прогулкой по минному полю. - Давай я просто выпью кофе, и мы выйдем отсюда, - произнесла Карина. «Пожалуй, иногда можно уступить инициативу и даме», - подумал Лавров, промолчав в ответ, чтобы не перечеркнуть вполне приемлемую для него линию развития событий. Удалившись от шума отеля под сень экзотических насаждений, Лавров шёл по вымощенной камнем дорожке рядом с Кариной. Её свободное платье-туника с длинными рукавами в местном стиле особенно выигрывало за счёт цвета морской волны, играя оттенками голубого и зелёного в своём непростом узоре, бегущем по ткани. Тень деревьев лилась достаточно плотно, исключая необходимость солнцезащитных очков. Отметив про себя этот факт, Лавров с облегчением подумал, что «глаза Клеопатры» не будут скрыты от него пеленой стёкол. - Где же ты была всё это время? - произнёс Лавров. Карина бросила в его сторону взгляд, который любой назвал бы «не из лёгких». - Питер, интернатура, замужество, развод, Ростов... - Ростов? Ты сейчас живёшь в Ростове? - Да. - Я не знал ничего из вышеперечисленного. - Не мудрено. Рвутся связи гораздо быстрее, чем образуются. - Тут я бы поспорил, но... - Лавров посмотрел на уголки губ Карины, которые, как ему показалось, были ниже, чем в последний раз, когда он её видел. - ... но не буду! - закончил он. Ожидая встречного вопроса, Лавров замолчал. Глупо рассказывать о себе без просьбы, особенно, когда твоя жизнь внешне сложилась более удачно, чем у только что высказавшегося собеседника. Карина, похоже, почувствовала, неловкость ситуации и посмотрела на Лаврова. - Ты не удивляйся, что я ничего не спрашиваю. И я не права, наверное, про связи, - улыбнулась она. - Просто я всё про тебя знаю. И что ты стал очень хорошим хирургом, и где ты работаешь, и какая у тебя категория, и как зовут твою медсестру, даже адрес твой помню. Правда, одного я так и не поняла. - Чего? - спросил ошеломлённый Лавров. - Почему ты до сих пор не женат... Ну или там почему нет детей, вообще какой-то личной истории, пусть даже неудачной, как у меня. - Ну почему же нет? Вполне так есть. Чем наша история не годится? - Это было давно и... - Неправда. Не так уж давно. Карина снова замолчала. Как бывший романтик, Лавров допускал, что их внезапная встреча могла вызвать такую реакцию, но как врач он не понимал этого. - А у тебя? Есть дети? - осторожно спросил Лавров. И вот теперь он увидел, что добрался до самой глубины терзающей Карину боли. Она отвернулась, а когда вновь посмотрела на Лаврова, его передёрнуло. Нет, не та дикая боль в глазах перед машиной, которую он запомнил, но её страшная тень, которая темнела с каждым годом. - Ты помнишь, мы с тобой тогда встретились возле двадцатки? - Да, - машинально ответил Лавров. - Я тогда.. - Карина набрала в лёгкие воздух. - Я аборт сделала. - Чей? В смысле, аборт... В смысле... - От тебя, - закончила невыносимо-затянувшийся вопрос Лаврова Карина. Алексей смотрел на Карину как на инструкцию к прибору, о назначении которого он мог лишь догадываться. Да и сама инструкция была на непонятном ему языке, с недоступными для его аналитики данными. Ему показалось, что он так и не может сложить воедино эти слова. Аборт. Карина. От него. - Но у нас же... Всего один раз... - И то как-то несерьёзно, после выпускного, да? - Про «серьёзно» мы ещё поговорим. Но... Я же ничего не знал... Почему... ты... ничего... мне... не сказала... - выдыхая порциями воздух, произнёс Лавров. - Тебе тогда до выпуска ещё два года было. А я уже знала, что поеду в интернатуру в Питер. И ещё этот мужчина тогда с его словами про то, что мою жизнь может испортить только мужчина. - Слабый мужчина, если не ошибаюсь, - машинально уточнил Лавров, и тут же задал вопрос. - Так значит, ты меня записала на эту роль? - Господи, ну ещё обвини меня сейчас в том, что я сделала чуть ли не полжизни назад. Иногда мне кажется, что вообще в прошлой жизни. Только вот расплачиваться приходится в этой. - Что ты имеешь в виду? - Мы с мужем развелись, потому что у нас так и не получилось завести детей. Похоже, у меня уже и не получится. У Лаврова шумело в голове, быть может, от того, что вокруг стояла оглушающая тишина, и все его мысли и эмоции на этом фоне казались громче и явственнее. - Я не считала тебя слабым... Я тебя просто тогда не разглядела... С первого раза... - улыбнулась Карина с печальной тоской, которая извиняла все её слова. - А теперь? - А теперь у меня не осталось никого, кого бы я могла обвинить в случившемся, кроме себя. Шаг за шагом они оказались у отеля. - Его зовут Пётр Грач. Того психотерапевта. Он теперь книги пишет, - сказал Лавров. - Знаю. Я даже почти пришла к нему на консультацию. Но подумала, что если я сама себя не воскрешу, то никто не поможет. - А я? - Ты хирург. Хирурги спасают живых, а не воскрешают мёртвых. - Ну, это мы ещё посмотрим. Когда два человека, связанные прошлым, оказываются в объятьях моря и некоторой свободы, им не остаётся ничего другого, как вообразить себя избранными счастливчиками, прячущими своё томление в касаниях рук, мимолётных улыбках или, наоборот, звОнком, хотя и бессмысленном, смехе, не замечая других людей, почти с зеркальной точностью в