Уже второй час Лавров слушал вольный пересказ «Снежной королевы», пока самолёт кружил над городом, выжидая лучших метеоусловий. Было странно спуститься почти до взлётной полосы, разглядеть знакомые крыши в ночных огнях, и снова подняться в самое сердце метели. Мягкий женский голос за спиной Лаврова старательно выстраивал известную историю о вечности любви, добра и зла, но тонкий девичий голосок, иногда переходящий на шёпот, требовал всё новых подробностей, дорисовывал детали, перекрашивая в новые цвета старую картинку сюжета. Герда отныне читала книжки про слонов, Кай хотел стать инженером, бабушка пекла пироги с яблоками, купленными у одной тётушки, чей дом был похож на большую грушу. «Если бы мне задавали столько вопросов, наверное, и у меня волей-неволей развилось бы хорошее воображение», - подумал Лавров.
- Мама, ну я-то знаю, что Кай и Герда вернутся домой, но вот если бы Кай захотел остаться у Снежной Королевы, то что бы сделала Герда? - уже привычно для Лаврова перебил детский голос.
- Быть может, она тоже осталась бы во дворце, чтобы быть возле Кая.
- Но разве она могла бы ему чем-то помочь?
- Быть может, со временем она бы придумала, как расколдовать его.
- А как же розы? Кто будет ухаживать за розами?
Роза», - подумал Лавров. «Если нам придётся лететь на другой аэродром... Наверное, в Краснодар, ближе вряд ли. Я опоздаю на операцию. А по телефону бубнить про неправильные анализы - решат, что мне самому, мягко говоря, пора на больничный лист. Никто и не знает, что я вообще не в Ростове».
Да, ты права, - ответил женский голос. - Розы - это тоже очень важно. Но ведь люди важнее.
«А если мы грохнемся?» - передёрнуло внутри у Лаврова. «Эх, в Шереметьево, кажется, сажает автоматика, а у нас нет, наверное. И что тогда? Неужели всё?». Лавров представил себя лицо пилота, который смотрит в огромное стекло, а внизу горят огни приборной панели. Но лицо это было таким спокойным, таким уверенным, что все опасения Лаврова сошли на нет. «Уж эти люди точно знают, что делают».
- Нет, пусть Герда возвращается домой и ухаживает за розами, - возразил второй голос. - А на Севере будет потепление, Снежная Королева растает, дворец тоже растает и Кай вернётся. И ему будет приятно, что Герда сохранила их розы.
Лавров беззвучно смеялся. «Да, конечно, ведь есть же ещё Герда. Карина разберётся».
- Пожалуйста, проверьте ремни. Мы снижаемся, - с усталой улыбкой сказала стюардесса.
вот, наконец-то, теперь уже скоро».
Карина посмотрела на часы. 3:37. Она потёрла виски от сильной боли в голове. Ей показалось, что боль обретала физический звук, нарастая всё сильнее и сильнее, пока всё вокруг неё не заполнилось этим рокотом, перебивающим остальные звуки - гул метели, пиликанье объявлений в аэропорту, голоса людей, их движения. Всё вдруг взорвалось в её голове, расшатывая мир и останавливая стрелки времени на табло. 3:42.
Карина стояла у окна в своей квартире и смотрела в окно. Казалось, плавно парящие в воздухе хлопья снега при полном безветрии срывались с крыши многоэтажки и оседали у неё на подоконнике, а не летели из самой глубины неба, чтобы достичь земли. «Я врач! Пустите меня!». Сейчас она знала, что там она была не врачом. Что врачи тоже живут по законам, которые делают из людей пациентов. И только одна фраза, произносимая так часто одним лишь человеком много лет назад, могла выразить всю боль её страдания. «Почему... Почему эти люди просто не могут хорошо сделать свою работу...» Пилоты самолёта, в котором ждал встречи с ней Алексей Лавров, и ростовская земля, заснеженная и родная для почти всех пассажиров, слишком торопились навстречу друг другу. Снег падал медленно, засыпая разлетевшийся пазл, который не был в силах собрать ни один талантливый врач.
«Они же просто порежут Розу. В этой сутолоке они просто заменят Лёшу другим хирургом», - произнёс в голове Карины чей-то чужой голос, в котором она едва ли могла заподозрить свой разум, отключившийся за ненадобностью.
Карина набрала телефон Ильи Берикова. Через полчаса в кабинет Зелькиной прибыл Бериков и ещё два человека из минздрава. Операция Розы Абрамян была отменена. Анечка, сидевшая в кабинете Лаврова, держала в руках уже ненужный документ, подписанный Лавровым А.А., и навзрыд твердила: «Он её подписал той самой ручкой, «счастливой». Вот и разрешилось всё...».
Прошло три недели. Карина вышла на работу после изнуряющих ночей бессонницы, перемежающихся с часами забытья, в котором не было снов. Она пробовала читать книги Грача, надеясь найти там хоть какой-то намёк, объяснение, понимание того, почему Алексей Лавров погиб не во благо мира, не ради личного счастья, а по чьей-то нелепой ошибке. Неужели он просто повторил судьбу своего единственного ребёнка, погибшего по нелепому решению К.Абрамян.