Задержанный заверещал, втискивая лицо между прутьями решетки, что
никакого буклета у него не было, и что буклет ему подсунула эта стерва.
Сегодня она на работе. Видимо, это ее последний рабочий день. Только
почему – видимо? Последний и есть. Нужно идти в отдел кадров, ее уже
заждались. И еще непременно надо будет с девчонками пообщаться. О ее
скоропостижном увольнении они, скорее всего, ничего не знают.
Вчера после всех дел Берзин на микроавтобусе завез ее домой, так
распорядился Лапин. Он сам сел рядом с водителем, а Надежда осталась в
салоне. Ей было обидно. Особенно обидно оттого, что не может поговорить с
Лапиным и выспросить, как он-то оказался на месте происшествия, да еще
подоспел в такой момент, когда Наде понадобилась помощь. Да и Валерия тоже
весьма ловко смогла подсечь негодяя Зубова. Все это было удивительно кстати
и оттого очень непонятно, а Надя не любила неясности. С Валерией она сможет
разобраться и завтра, а вот историю Лапина ей хотелось бы узнать уже сейчас.
Когда микроавтобус подъехал к ее дому, было уже темно. Надя, еще раз
поблагодарив своих спасителей, спустилась с порожка и направилась к
подъезду, с удовлетворением отметив, что Лапин выскочил следом. Она уже
приготовила проникновенную речь, но так и не произнесла ни слова, Лапин ее
опередил. Он догнал ее возле дверей подъезда, окликнул: «Надежда
Михайловна, погодите-ка», а когда Надя остановилась и повернулась лицом к
нему, сухо проговорил:
– Завтра зайдете к Майоровой в отдел кадров и отзовете заявление.
Надежда усмехнулась легонько и сказала:
– Нет.
А затем, нарушив каменное молчание, светским тоном произнесла:
– Еще раз огромное спасибо за все, Иван Викторович, и всего доброго,
мне пора. Муж, наверно, места себе не находит.
Лапин повернулся и пошел к серому силуэту микроавтобуса, в котором на
водительском сидении скучал невозмутимый Берзин. А Надя, поднимаясь в
лифте на свой этаж, думала, что поскорее бы начался и закончился завтрашний
рабочий день.
Она решила, что нужно будет одеться с шиком и накраситься тщательно,
чтобы никому даже мысль не залетела в голову, что она неудачница и
отработанный материал. Судя по реакции Оксанок, привыкших ко многому, это
ей удалось. Оксанка Терехина даже с умеренной фамильярностью спросила,
куда это начальница сегодня собралась после работы.
А по дороге в отдел кадров ее перехватил Лапин, который покуривал в
лифтовом холле, мимо коего как раз и пролегал путь к Наташке Майоровой. Он
сильно дернул ее за руку и приказал следовать за ним. Они в полнейшем
молчании проследовали в лифт, а потом спустились на первый этаж, вошли в
цеховое пространство, наводя страх и трепет на сборщиц, обмотчиц и даже
господ наладчиков, прошли в дальний конец большого, как самолетный ангар,
цеха и оказались перед невзрачной дверью начальника участка Гуляева
Василия.
Лапин толкнул ладонью дверь и, увидев, что хозяин на месте, протащил
Надежду внутрь каморки, с трудом вмещавшей в себя письменный стол, два
стула и потертое велюровое кресло.
Гуляев таращился на них ничуть не меньше, чем давеча наладчики и
сборщицы. Он приподнял зад от стула, собираясь как-то по-особому
поздороваться с высоким начальством, но Лапин не дал ему это сделать. Лапин
прорычал:
– Ты все это затеял? Ты! Тогда давай говори, что мне с этой твоей…
гениальной и шикарной дальше делать. Не понимаешь? Ах, он не понимает,
надо же!.. – и Лапин с театральным изумлением обернулся в сторону Надежды
Михайловны, призывая и ее тоже поизумляться такому тупому непониманию, а
потом вновь взглянул на ошалелого Василия.
– Она же мне все жилы вымотала за эти две недели, веришь?
Василий посмотрел с любопытством на Надежду, та встретила его взгляд
и улыбнулась. Улыбка получилась неуверенной и робкой, совсем не такой, как
обычно, ничего победительного или хотя бы задорного в ней сейчас не было.
Однако Лапин заметил, что они переглянулись, и это вызвало новый приступ
его буйства.
– Переглядываетесь?! Клоуна из меня сделали?! Переглядываются они!..
Васька споро полез в нижний ящик своего письменного стола, зашуршал
чем-то и извлек почти целую бутылку перцовки.
– У меня из закуски только вода из чайника. Позвонить мужикам, чтобы
чего-нибудь подогнали?
– Да иди ты со своей закуской!.. – продолжал бушевать Лапин.
Василий кивнул головой, быстро извлек из того же ящика две
разнокалиберные чашки и несколько пластиковых стаканов и поспешно
наполнил емкости алкоголем. Стакан взял себе, а кофейную чашку подвинул
Надежде. Мужчины выпили. Надя отхлебнула и тут же метнулась в сторону
чайника. Лапин утих. Гуляев спросил:
– Иван Викторович, а можно оформить ваш вопрос как-то более
определенно? А то я что-то не совсем понял, чего вы от меня хотите.
– Я и сам не знаю, Вась. Да брось ты с Викторовичем. Зови, как обычно.
Она вон все равно увольняется, рассказать никому не успеет. Я ее сам под
белы ручки через проходную проведу и распоряжусь, чтобы ни под каким видом
больше сюда не пускали.
Надежда молчала, отвернув голову в стену. Василий тоже молчал, а
потом спросил все же:
– А от нее-то чего ты хочешь?
– Вась, вот ты спроси ее, зачем она увольняется? Нет, вот возьми и
спроси?
– А зачем вы мне деньги в лицо кинули? – с жалобной обидой в голосе
выкрикнула Надежда. – А перед этим про девок каких-то рассказывали, про
фотомоделей!
– Да про фотомоделей ты сама мне прогнала, не помнит уже, а на меня
валит! Не нужны мне твои девки!
– Тихо, тихо, друзья, – засуетился Василий, наливая еще перцовочки, –
вот выпейте и успокойтесь.
Лапин выпил. Надежда сунув нос в чашку, понюхала и пить не стала.
– Понимаешь, Вась, у нее аллергия на шерсть.
– Ну, – не стал спорить Вася.
– А у меня Колян. Я ее поэтому даже на чай пригласить не смогу. И что
мне теперь прикажете, Коляна на улицу гнать? А она увольняется!
– То есть ты о чем, Вань? – никак не догонял Гуляев.
– А я о том, что… – Лапин замолчал. Сидел ссутулившись. Посмотрел на
Василия, тяжко выдохнул и произнес:
– Тянет меня к ней, Вась, со страшной силой тянет. Думал, хоть на работе
время от времени ее видеть буду. Я ее, вообще-то, каждый день видеть хочу.
Вот ты прикинь, что она меня вынудила сказать, а? Ну начал бы я за ней
ухаживать, а что потом? К ней в дом напрашиваться? Не по-мужски это, как ты
считаешь? Снимать номер в гостинице? Это свою женщину не уважать. Да и
глупо, у меня же есть квартира, в которой кроме меня никто не живет.
– Кроме тебя и Коляна, – вставил Василий, наливая по новой. – А давай
мы ее спросим. Вот же она, тут сидит.
Он развернулся в сторону Надежды Михайловны, которая сидела с
пунцовыми щеками, как девчонка, и не могла придумать слова, какие было бы
уместно вставить в этот сугубо мужской диалог.
– Надежда Михайловна, вы почему увольняетесь?
– Он меня обидел.
– А он сейчас прощения попросит. При свидетелях. Попросишь? Вот
видите, он уже просит. Останетесь?
– Нет, – процедила Киреева сквозь зубы. Разговор ее начал раздражать.
– Почему? – с дотошностью подвыпившего адвоката наседал Гуляев.
– Потому что хватит вашему Ване и других девок. Они на него теперь
гроздьями вешаются. Нет у меня никакого настроения на это смотреть.
Казанова хренов. В джинсы вырядился, тонкую водолазку напялил, торсом
своим выставляется. Знала бы, ни за что не просила парикмахера так тебя
постричь.
– Так это все-таки ты его надоумила? – воскликнул Лапин. – Ты? А я ведь
что-то такое подозревал! Ну ты и змея!
Киреева вскочила, собираясь уйти и хлопнуть, как следует, дверью, но