выкрасть у скурвившейся сволочи каракули, которые тот выводил, прижав к
покрытой зеленой плесенью холодной стене старый замызганный блокнот.
Макс выследил тетку, которая каждый день приходила в Игорькову
квартиру наводить чистоту и готовить, и позвонил в дверь ее хаты. Дура
открыла, Бэтээр ввалился. Он был спокоен, так как знал, что тетка живет одна,
соседи подсказали.
Денег у него оставалось немного, но он отдал ей половину из того, что
осталось, пообещав столько же потом. Он сказал ей: «Ментам сольешь – потом
найду и урою», и как аргумент показал наколку на руке.
Одуревшая экономка часто кивала головой, потом все же спросила, а
зачем это Бэтээру нужно, но тут же прикусила язык.
– Не парься, мамаша, – сказал ей Стычкин, – ничего твоему буржую не
сделается. И потом, разве у тебя есть выбор?
В его присутствии женщина набрала номер работодателя и забубнила,
зажав нос двумя пальцами, что свалилась с высокой температурой. И что
непременно пришлет на эти дни себе замену. «Это очень хороший повар, он
прекрасно готовит, а остальное я все сама потом переделаю, хорошо? Игорь
Павлович, хорошо? Вы не обидитесь? В агентство не сообщите? Этот повар
тоже из агентства, но это как бы… частным порядком», – волновалась
экономка, чувствуя себя последней гадиной.
Макс все продумал и взвесил. Баскетболист его давно не видел, да и
зона людей меняет. Но кое-какие меры принять все-таки стоит,
воспользовавшись бесплатными советами Гаври. А вот голос… Придется
побыть немым.
И Бэтээр вошел в дом бывшего друга, и его не узнали. Хороший грим и
хороший парик. Целых два дня, с утра до вечера, он находился в квартире один,
но так и не смог найти то, ради чего все это затеял, то, на что надеялся, как на
свой последний шанс.
Он был уверен, что Врублевский не станет доверять такие секреты
компьютеру. Компьютеры ведь часто взламывают. Значит, следует искать тот
самый старый блокнот или вырванный листок из него. Но где? Макс все
перерыл. Не в банковскую же ячейку запрятал записи Баскетболист? Если так,
то дело тухлое, ему никогда до него не добраться.
Потом надежда вновь засветила, когда Бэтээр вспомнил про старую
кожаную папку на молнии, с клацающим замочком на боку, которую видел у
Баскетболиста еще в Редникино, и эта затертая коричневая папка попадалась
вчера Максу на глаза. Он ее даже открывал, а потом отбросил в сторону,
придурок, не прощупав хорошенько подкладку. Мог Игорек прятать записи в
ней? Однозначно. Именно в ней он их и прятал.
Но, когда Макс, опомнившись, кинулся ее искать, чтобы проверить
догадку, он ее не нашел, папка исчезла! Кто мог ее взять? Феликс Зубов,
который тоже не признал в умственно отсталом поваре Макса? Кстати, что
общего у Врублевского и этого шакала? Зубов всегда был гнидой, только
Баскетболист этого не замечал. Хотя, может, замечал, да ему было это по фигу,
они особо никогда не корешались.
Зубов здесь крутится с каким-то своим резоном, о той истории он знать
ничего не может. А если эта папка ему понадобилась просто как тара для
переноски каких-нибудь бумаг? Вот это вряд ли. Такой распальцованный фраер
погнушается даже на пути от подъезда до машины держать подмышкой
потертое старье.
Значит, взяла сеструха. А зачем? Зачем молодой девке потертое старье?
Когда свирепый от неудачи Бэтээр в десятый раз шмонал Игорьковы
книжки, в кабинет ввалилась помянутая сеструха. И как он не расслышал, что
она в квартире?! Блин. Хотя…
Макс решил ее допросить. Не надо размахивать бритвой, не надо тыкать
в розетку утюг. Достаточно одной крепкой оплеухи, а потом включить погромче
музыку, и девка сообразит, что музыка для того и нужна, чтобы ее воплей не
услышали соседи.
Девка, конечно, все ему моментально выложила, тараща круглые
испуганные глаза. Все просто. Утром она сунула в эту папку свой нетбук,
который был нужен ей в тот день на работе. В спешке она не нашла ничего
более подходящего, и только. А нетбук, который так и оставался лежать в той
папке, она забыла на даче друга, куда поехала сразу после работы. Просто
поехала и просто забыла.
Макс ругнулся. Теперь еще за город пилить.
Но он решил быть последовательным и поехал. Вскрыть смешные
дверные замки не составило труда, и папку он увидел сразу же, на стуле возле
дивана. Только не было в ней ничего, кроме этого долбанного нетбука. Ни в
боковых отделениях, ни за подкладкой, нигде. Он порезал ее в лоскуты,
пытаясь найти потайной карман с лежащими внутри него ломкими от времени
полосками бумаги, и, не найдя ничего, отбросил лохмотья в сторону, а потом
кинул нетбук на пол и в бешенстве хрястнул ногой, обутой в тяжелый ботинок,
по серо-розовой клавиатуре идиотской «пудреницы».
И что ему делать дальше? В квартиру к Баскетболисту ходу больше нет.
Да и толку там появляться тоже никакого. Он позвонил тетке-экономке и
сообщил ей радостную весть – она может возвращаться к своим холуйским
обязанностям. А на следующее утро тетка позвонила ему сама и завыла в
трубку, что он зверь, что на ней теперь страшный грех и что самому ему гореть
в аду. И никаких денег от него ей не надо.
Макс с трудом смог от нее добиться внятных объяснений.
Вот так-так. Молодая хозяйка покончила собой, а сам хозяин в тяжелом
состоянии находится в реанимации. Хренасе. А Макс и не в теме.
Когда он в последний раз видел Баскетболиста? Дня три назад или
четыре, когда тот ждал на ужин Феликса Зубова. Макс приготовил для них
жратву, дождался прихода Игорька с работы и отчалил в микрорайон Ясенево,
где на время своей «командировки» снимал комнату у одинокой пенсионерки. В
тот день Врублевский выглядел усталым, но не более того.
А в больницу-то он когда загремел? Может, из-за сеструхи и попал? Но
Бэтээр тут точно не при чем. И Дарью эту он не доводил. Оплеухой такую не
проймешь. Такая скорее пивка потом тяпнет и сигареткой догонится.
Он понятия не имел, что теперь делать, долго ни на что не решался.
Возвращаться домой в Редникино и продавать квартиру? Или замочить сволочь
Ленчика, когда тот будет садиться в свой замызганный «жигуль»? Если
замочить, то тогда, по крайней мере, жилплощадь останется маме. А Макс
опять на нары. И надолго. Неудачник ты, Макс, неудачник. И мама в этом не
виновата.
Еще напоследок можно зайти в больничку и добить Баскетболиста, хотя
такой ненависти, как к Костоеде, Макс к нему не питал.
Он решил, что зайти все же стоит. Правда, его долго не пускали,
говорили, что состояние больного не позволяет. А сегодня с утреца, когда он
опять позвонил в их справочную, ему сказали, что можно. И вот он тут и
смотрит.
Здорово шарахнул по нему инсульт. Или у него был инфаркт? Лицо серое,
губы серые, под глазами черно-коричневые круги. Сами глаза ввалились. Макс
ожидал увидеть вокруг всякие мигающие хрени, которые щупальцами тянулись
бы к немощному телу, чтобы питать лекарствами и едой, но ничего такого не
обнаружил. Отключили, выходит, Игорька от аппарата. Перешел на автономию.
Может, и вправду, оклемается Баскетболист.
Под его пристальным взглядом Бэтээр неспешно подвинул один из
стульев поближе к подушке, сел на него с размаху и хрипло проговорил:
– Вот ты, Баскетболист, подохнешь скоро, и похоронят тебя в
полированном гробу из красного дерева, с кондиционером и
видеомагнитофоном внутри. Наверно, даже попа пригласят и панихиду закажут.
А потом засыплют землицей и сверху посадят анютины глазки. И памятник
возведут. Ты какой памятник себе хочешь? Гранитную плиту, небось? Или