Рассмотрим особенности третьего неба. Во-первых, это небо Венеры, и (как мы увидим в более поздних писаниях) это те области небес, где тень земли, доходящая, подобно конусу, вглубь небесных пространств, наконец, заканчивается. То есть небеса располагаются за пределами Земли. Дама, на которой сосредоточен теперь поэт, символизирует эту границу между небом и землей. Поэт говорит о науках, природа которых способна раскрыть интеллектуальные силы, и в его иерархии третье небо соответствует риторике, поскольку Венеру «приятнее созерцать, чем любую другую звезду», а риторика является «из всех наук наисладчайшей, а к услаждающему она и стремится» (II, XIII). И затем называются божественные объекты созерцания, подходящие для этих небес; ибо из девяти небес высшие три созерцают Высшее Могущество Отца, вторые три — Высшую Премудрость Сына, а третьи три — «Высшую и пламенеющую Любовь Духа Святого; и к ней устремлена последняя иерархия, которая, как самая близкая, передаст нам дары, которые она приемлет. А так как каждая ипостась Божественной Троицы может быть рассматриваема трояко, в каждой иерархии существуют три чина, созерцающие по-разному. Можно рассматривать Отца только в отношении Его Самого, и таково созерцание серафимов, которые в Первопричине видят больше, чем любая другая ангельская природа. Можно рассматривать Отца в Его отношении к Сыну, а именно, как Сын от Него отделяется и с Ним воссоединяется; и это созерцают херувимы. Можно также рассматривать Отца в зависимости от того, как из Него исходит Дух Святой, и как Он от Него отделяется, и как Он с Ним воссоединяется; и таково созерцание могуществ» (II, V). Данте не поясняет, созерцает ли третье небо Дух Святой в себе или в Его отношении к Отцу.
Четыре значения — Дама, философия, риторика и Высшая и пламенеющая Любовь Духа Святого — взаимосвязаны и все они явлены в буквальном смысле первой канцоны и во внешности дамы (поскольку она имеет физический образ, она располагает и внешностью). Данте постоянно ссылается на то, что Дама «куртуазна и величия полна»[56]; таким образом, когда он говорит о куртуазности (и это неизбежно, мы должны помнить о ее невыразимой вежливости («la sua ineffabile cortesia»), о первом приветствии на улице между двумя молодыми существами), он замечает: «Ничто так не украшает даму, как куртуазность. И пусть по поводу и этого слова не заблуждаются бедные простаки, воображающие, что куртуазность не что иное, как щедрость; щедрость лишь особая разновидность куртуазии, а не куртуазия вообще! Куртуазность и порядочность — одно; а так как в старые времена добродетели и добрые нравы были приняты при дворе, а в настоящее время там царят противоположные обычаи, слово это было заимствовано от придворных и сказать "куртуазность" было все равно что сказать "придворный обычай". Если бы это слово позаимствовали от дворов правителей, в особенности в Италии, оно ничего другого не означало бы, как гнусность» (II, X). Таким образом, он думает одновременно и о куртуазности женщины, и о куртуазности философии. По ходу изложения он замечает: «Лучше было бы для несчастных, безумных, глупых и порочных сильных мира сего, если бы они пребывали в состоянии ничтожества, тогда ни в этой жизни, ни после смерти не вызывали бы они столько проклятий. Поистине о них говорит Соломон в Екклезиасте: "Есть и другой недуг, худший из всех виденных мною под солнцем: богатства, сберегаемые во вред их хозяину"» (там же).
Эта куртуазность — своего рода щедрость, которой оделяют небеса, а не только материальная щедрость. Он сразу отметил это в Беатриче, когда она приветствовала его, и в другой даме, когда она изъявила сострадание, и (затем) снова в Беатриче, когда она быстро переместилась к Вергилию в «Комедию», да и в самом Вергилии, встречавшего Данте. «Любовь, — писал Тиндейл[57], переводя святого Павла, — страдает долго и вежливо»; ему была присуща эта щедрость духа, а там, где есть она, есть и любовь. Подобную щедрость являют дамы, этому же учит философия, и риторика должна обладать ей, дабы угождать, и, конечно, (насколько это возможно) созерцание высшей и пламенеющей Любви Духа Святого — это тоже куртуазное действие.
Потребовалось бы произведение намного большего объема, чем «Пир», чтобы разобрать все оттенки добродетели. Но и для автора и для читателя это был бы как раз пример «неубедительной куртуазии».
56
Куртуазность, куртуазия — набор качеств, которыми должен был обладать придворный или рыцарь в Средние века. Куртуазность касалась, прежде всего, правил поведения по отношению к женщине и выражалась в куртуазной любви. При этом отношения между влюблённым и его Дамой подобны отношениям между вассалом и его господином. Понятие куртуазности восходит к поэзии трубадуров, позже стало включать в себя «вежливость», «учтивость» и правила их выражения по отношению как к женщинам, так и мужчинам. Сюда входили правила приветствия, обращения к даме или кавалеру, ведения разговора, приглашения на танец, прощания. Владение собой, своими поступками, словами — один из признаков куртуазности.
57
Уильям Тиндейл (ок. 1494 — 6 октября 1536) — английский учёный-гуманист, протестантский реформатор и переводчик Библии. Его перевод Нового и части Ветхого Завета на английский язык известен как библия Тиндейла. Схвачен в Бельгии и сожжён на костре как еретик.