Подобные утверждения содержатся в начале «Монархии». Именно в третьей главе первой книги ставится задача: «Теперь нужно рассмотреть, что же есть цель всей человеческой гражданственности», и это приводит к вопросу, какова же «последняя цель, ради которой он (Бог) упорядочивает весь вообще человеческий род», — каково «propria operatio humanae universitatis»? — каково вообще должное функционирование человечества? Главное дело человека в любой момент — реализовать свои интеллектуальные способности — то есть постараться понять вещи такими, какие они есть. Для этого необходимо учитывать всю совокупность элементов, составляющих мир, и направление его развития. Исходя из этого Данте, используя более или менее убедительные аргументы, развивает свою точку зрения на задачи монархии и Императора, как управляющего всеми другими временными монархами. Мы не будем обсуждать эти аргументы подробно. Многие из них основаны на сомнительных гипотезах и событиях. Они связаны с «Новой жизнью» и «Пиром» образом власти, который в «Новой жизни» передавался через Беатриче, а в «Пире» — через единство и двойственность Беатриче и Философии как таковой. А над всем этим стоит власть Императора, которой надлежит доверять и повиноваться ей.
Власть существует для того, чтобы каждый человек мог реализовать свое право на свободу воли. Для реализации этой задачи нужно контролировать три группы людей. Они названы в «Пире»: a) люди, наделенные врожденным благородством, b) люди, стремящиеся обрести благородство, наблюдая и изучая тех, кто им владеет, c) и наконец, те, кто отвергает благородство, предпочитая ему жадность. Первые две группы следует поощрять и направлять, предоставляя им все возможности для развития. Третья группа нуждается в контроле и принуждении. Таким образом можно достичь единства (I, XV), поскольку «единство, видимо, есть корень того, что есть благо, а множество — корень того, что есть зло». Что такое согласие? «Подобно тому, как отдельный человек, находящийся в наилучшем состоянии, и в отношении души, и в отношении тела есть некое согласие, так и дом, и государство, и империя, и весь род человеческий образуют согласие. Следовательно, наилучшее состояние рода человеческого зависит от единства воли». Согласие действительно является выражением этого единства, а единство человека (выраженное таким образом в согласии) является отражением единства Бога. «Человеческий род находится в наилучшем состоянии тогда, когда управляется одним». А «человеческий род хорош и превосходен, когда он по возможности уподобляется Богу. Но род человеческий наиболее уподобляется Богу, когда он наиболее един, ибо в одном Боге подлинное основание единства» (I, VIII). Отсюда Данте делает вывод, что человечество является ближайшим приближением к единству, где все подчинено одному принципу. Но есть и другая возможность достижения божественного единства (хотя Данте формально не упоминает о ней). Речь идет об объединении верующих, при котором люди взаимосвязаны друг с другом через посредство Бога. «В намерения Бога входит, чтобы всё представляло Божественное подобие в той мере, в какой оно способно на это по своей природе. Вот почему сказано было: "Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему". Слова "по образу" неприменимы к вещам, стоящим ниже человека, тогда как слова "по подобию" применимы к любой вещи, ибо вся Вселенная есть не что иное, как некий след Божественной благости». Но нас сейчас не интересуют вопросы подобия; как сказал Амор, «настало время отложить их в сторону». Необходимо сосредоточиться на образе как раз этого сопутствующего Божества, свойственного практически каждому человеку. Главная причина упоминания Амора заключается в том, что Любовь это функция, для которой мы созданы, а не она для нас.
После доказательства необходимости империи Данте во второй главе намерен доказать, что и империя, и Император по праву принадлежат римскому народу. При этом он исходит из предположения о присущем римлянам благородстве, приводя примеры чудес, сопровождавших их историю; упоминает военные победы римлян и говорит о том, что и Господь наш подчинялся римским установлениям, поскольку участвовал в переписи населения, проводившейся Римом, а также принял смерть, подчинившись решению римского прокуратора Пилата. Не будем подвергать сомнению все приведенные поэтом доводы, а обратим внимание на важность появления образа императорского достоинства, вернее, просто образа императора. Поскольку для постижения образа Беатриче необходимы в равной степени и «Новая жизнь», и «Пир», и «Комедия», то и для понимания образа императора совершенно необходима «Монархия». Не менее важен и образ Папы, но его понять проще. Многие из читателей Данте, даже те, кто не являются католиками, и даже те, кто не являются христианами, обладают достаточным представлением об образе Папы (даже если они ошибаются в каких-то деталях), чтобы почувствовать, насколько он интересует поэта Данте. Но, в целом, мы принимаем мучения Брута и Кассия в XXXIV песне Ада вполне благосклонно. Отчасти это, конечно, вина Шекспира — из-за его трагедии «Юлий Цезарь». Но Данте не мог рассчитывать на Шекспира, а Шекспир (насколько известно) не знал, что ему придется считаться с Данте. Значит, придется нам думать и анализировать за них обоих. Однако не стоит обвинять Шекспира в нашей собственной некомпетентности, меж тем именно она принижает для нас образ Цезаря.